минуту она жалела, что не носит в косметичке ничего кроме туши, помады и подводки. Ведь другие однокурсницы пришли на встречу к бизнесмену при полном параде, а не в джинсах и футболке.
Ущемлённое самолюбие Маша решила компенсировать полным погружением в содержимое своего телефона, но отвлечься так и не получилось и как только она слышала грудной бархатистый голос Горина, то вся превращалась вслух и впитывала каждое его слово.
Время текло невероятно медленно, и когда полуторачасовая встреча, наконец была закончена, Маша была совсем измучена.
Она исподлобья посмотрела на надменное лицо бизнесмена и лишний раз убедилась в том, что ему совершенно нет до неё никакого дела.
Однако, ректор как назло остановил их курс на выходе и объявил, что по заданию, они должны будут сделать репортаж о строительстве нового корпуса.
Маша старалась держаться позади, хотя внутри её так и подмывало выйти вперёд и посмотреть ему прямо в глаза, заставить вспомнить и как будто указать на то, что она та самая девушка, которая не перезвонила, не попала под его магнетическое влияние.
Горин же был совершенно бесстрастен и даже не напрягался для дежурной улыбки, что собственно было нормой для человека такого уровня — позволять себе не делать вид.
Маша же себе этого позволить не могла, поэтому вышла из аудитории с каменным лицом и опущенными глазами.
— Значит, всё таки не узнал, — задумчиво протянула Таня, — хотя нас тут человек пятьсот было и половина девчонок, у него наверно мы все одним сплошным пятном запомнились.
— А что ему собственно запоминать? Он меня в той кофейне мельком пять минут видел! — взорвалась Маша.
— Все, подруга расслабься. Забыли, — решила замять разговор Кулецкая, испуганная резкостью приятельницы, видимо задетой за живое.
Только вот Маша ничего не забыла, и оставшись одна даже дала волю непрошенным слезам. Сейчас всё казалось неприятным и гадким: и этот Горин, слишком богатый и самоуверенный и резко разонравившийся Витя Сергеев и даже подруга, не умеющая держать язык за зубами.
2
Горин смотрел в иллюминатор с высоты птичьего полёта на город, в котором родился, и невероятная тоска брала его за сердце.
Воспоминания сменяли друг друга, как картинки в калейдоскопе: вот он совсем маленький гуляет с отцом, вот уже постарше встречает братишку из роддома…
Тир, первое оружие, поездки за границу и на природу.
А потом первые взрослые не по годам мысли и случайно услышанные слова соседок о том, что он сын авторитета и зверя.
Сначала он не понимал, что один из главных бандитских городов России его родина, а отец один из смотрящих за этим самым городом.
Осознание пришло потом.
Отца подстрелили, и красивая мать буквально за неделю превратилась в приведение, пугающее его и брата Володьку.
Как только авторитет раненного Коли Горы пошатнулся, то среди братвы пошёл шепоток, что его нужно убирать. Как это и бывает, сразу появились крысы, решившие стучать конкурирующей банде.
Тогда начался ад: ещё не оправившийся отец ушёл в подполье, а мать с сыновьями прятали и ежедневно перевозили с квартиры на квартиру. Это длилось более полугода и о школе, в пятый класс которой он ходил, пришлось забыть.
В итоге отец оправился, наказал всех крыс и поставил предателей на колени, но всё таки было ясно: история будет повторяться и живым из мира криминала выбраться будет сложно. Именно поэтому Николай Горин стал постепенно готовить пути отхода, и наступивший 1996 расставил всё по своим местам: у отца, к большой радости, нарисовалась перспектива в столице, и он забрав жену и сыновей уехал, постаравшись забыть всё как страшный сон.
Отголоски прошлого ещё напоминали о себе, но отец, закалённый "лихими девяностыми", быстро решал всё вопросы и уже к нулевым стал влиятельным в новых кругах и реалиях человеком.
Александру тогда было семнадцать, поэтому учиться он отправился в Берлинскую школу бизнеса, а десятилетний Володька в Лондонский колледж.
Новый большой мир не отменял опыта прошлого, который помогал добиваться всего быстрее, чем сверстники. В конце концов сын Коли Горы, видевший разборки и перестрелки всё детство, мало кого боялся.
Уже в двадцать два Саша организовал свой первый бизнес: набирающие обороты поставки из Китая. Многим это казалось бредом, но дело стремительно росло и уже через пару лет фирма Горина младшего перешла с ширпотреба на более серьёзный товар и занялась продвижением в интернете.
Постепенно и Китай отошёл на второй план, а Горин занялся поставкой оборудования для строительства, став одним из монополистов в масштабах страны.
А сейчас ему снова предлагали начать с начала.
Нет, он совершенно не боялся нового и даже всегда любил уходить с головой в перспективные проекты, но как-то осточертело всё и набило оскомину.
Всю жизнь с детства был приучен ничего не бояться и побеждать. Бежал и бежал… А сейчас вдруг остановился и понял, что устал. Всё надоело.
Отец, конечно, прав, прежде чем отказывать верхам нужно изучить объект, но ему и изучение нахрен не нужно. Просто нет желания.
В памяти снова всплыл разговор с Гориным-старшим, который убеждал сына в перспективности предложения Москвы:
— Ты пойми, сын, это золотой край, одна из лучших областей! Геннадий Палыч уже второй раз передаёт убедительную просьбу сам знаешь кого.
— Пап, ну наелся я политикой, был уже депутатом, там во-первых активы придётся переписывать, а во-вторых прозрачность эта… Не хочу…
— Тебе не просто депутатом стать предлагают, а губернатором, ставленником президента! Всё контракты твои и тендера никто пальцем не тронет. Сам знаешь, как всё это делается… Сын, поезжай, вспомни детство, познакомься с людьми, может и поменяется твоё мнение. Ты пойми, им на такую стратегически важную должность сытый нужен, а не голодный, чтобы в порядок привести область, не ободрать до конца.
— Ладно, отец. Не уговаривай, раз так взялись, значит покоя не дадут. Поеду — посмотрю, — сдался сын.
Сейчас он думал о том, что зря согласился и ввязался во всё это, ведь мог спокойно уехать на побережье и сёрфить до закрытия сезона, но нет, теперь он снова почти политик.
Тем временем самолёт медленно приземлился в городе, с которым было связано все детство Горина, и уже в машине он забыл о дурном настроении, с интересом рассматривая улицы и дома преобразившегося и разросшегося областного центра.
Однако после отдыха в гостинице, на Александра Николаевича снова напала меланхолия. Не радовал ни сон, ни вид из окна на площадь в центре. Хотелось сесть в самолёт улететь обратно, в объятья капризной столицы и забыть о предложении верхов и переменах, которые неизбежно наступали
