Ну а что мне оставалось?
- Иди, прими душ с дороги и спускайся, будем обедать. Римма Семеновна с нового года тебя ждала! Порадуй старушку хорошим аппетитом!
- Угу…
Разговор был окончен.
Продолжать его дальше не имело смысла, даже если мне осталось еще, что сказать. Не понимаю, как его могут устраивать такие отношения?
Хотя, конечно же, я вру.
Все я понимаю.
Более того, сам поступил бы точно также, ведь правильно говорит отец – жизнь слишком коротка. И он уже достаточно долго прожил, чтобы ценить каждое ее мгновение и наслаждаться прекрасным юным телом, его гладкостью, теплом, запахом столько, сколько это вообще возможно, и, не жалея, взамен отдавать то, что, как известно, в могилу с собой не заберешь.
Только вот при мысли о том, что тело это принадлежит Еве… моей Еве… маленькой птичке, без воспоминаний о которой не обходился ни один мой день… хотелось убивать. Или самому биться о стену ногами, кулаками, головой – да чем угодно, лишь бы подавить неуместную ревность.
Глуша внутри гнев и дикую ярость, я вышел из кабинета и направился в свою комнату. Все спальни в доме находились на втором этаже. Первая комната от лестницы – Риммы Семеновны, следом комната для гостей. По другую сторону расположены наши с отцом спальни. Его – самая просторная из всех, и моя – самая дальняя. Выбор мною комнаты был обусловлен тем, что ее окна выходят на гараж. Еще будучи подростком, я часто зависал на его крыше. Думал. Смотрел на звезды. Иногда курил. Даже сейчас там лежат, припрятанные мною, сигареты и зажигалка.
Возникло стойкое желание покурить.
Хотя привычки не имею.
Отец всегда был строг в отношении любых пагубных привычек. Никотин, алкоголь, запрещенные препараты… Любое из этих веществ вызывали у него приступы психической невменяемости.
«Здоровье важнее всего!» - главный лозунг нашей семьи.
Но, как известно, запретный плод сладок. Поэтому курить тайком на крыше гаража, пропитываясь изнутри едким дымом и адреналином, было своего рода опасным аттракционом. Не столько было удовольствия от сигарет, сколько эйфории от самого процесса.
Что самое удивительное, вдали от крыши гаража курить не хотелось вовсе. Видимо, вместо пагубной привычки я приобрел условный рефлекс, словно собака Павлова.
Войдя в собственную комнату, прислушался. Где-то там за стеной должна быть Ева. Она снимает свой монашеский для такого возраста и фигуры купальник, надевает кружевное белье, сверху легкое из тонкого полупрозрачного материала платьице или короткие джинсовые шорты и тот самый белоснежный топ, что я срывал с нее в номере отеля на берегу Шарм-эль-Шейха.
Тряхнув головой, сбрасываю наваждение. Черт! Как же прожить еще два месяца рядом с Евой?
Приложив ухо к стене, ничего не услышал.
Неудивительно. Между спальнями есть еще личная отцовская душевая. Все, что мне бывает слышно – это звуки льющейся воды.
Кстати, да, надо душ принять.
Наш дом, хоть с виду и вполне современный, на самом деле не новый. Старше, чем я. Правда, со временем он претерпевал значительные изменения, однако даже грамотная перепланировка не позволила оборудовать душевые в каждой комнате. На втором этаже эта привилегия досталась отцу. Я же и Римма Семеновна пользовались просторной ванной комнатой на первом этаже, либо душевой в пристройке с небольшим спортзалом.
Отцу много раз предлагали продать этот дом и не очень благоприятный участок, где зимой с озера дуют ледяные ветра, а летом атакуют полчища комаров, но ненавидящий любые, даже самые незначительные перемены начальник таможни отсекал любые предложения.
Смыв с себя дорожную грязь, но не нервное напряжение, стиснув челюсти, пошел на кухню, где за широким обеденным столом уже собралась вся семья…
Отец.
Семеновна.
ЕВА.
Твою мать, где же я так провинился?!
Глава 3.Ева сидела за столом так неестественно прямо, будто проглотила лом. Вопреки моим ожиданиям на девчонке были надеты черные лосины и просторная, но довольно плотная для июньской жары футболка.
Обернувшись, она смерила меня серыми лучами с головы до ног и коротко улыбнулась краешками розовых губ. Смешно, ведь я одет был точно также – черные спортивные штаны и белая футболка.
Сел напротив Евы, оценивая, как их пара смотрится вместе в контексте муж-жена.
Нелепо.
Неестественно.
СМЕШНО.
ГЛУПО.
Помимо воли в голову полезли картинки их секса. Вот Ева голая и порочная раздвигает перед ним свои стройные ножки, вот он долбится в нежную розовую плоть своим старым членом, вот она сосет у него, стоя на коленях, вот он кончает, забрызгивая спермой ее грудь, шею, лицо… пачкая волосы и ресницы.
И, словно решив меня добить, отец кладет свою руку Еве на бедро.
ТВОЮ МАТЬ!
Кулаки сжались так, что даже мои короткие ногти впились в ладони до полукруглых красных следов, а зубы едва не раскрошились от силы сжавшейся челюсти.
Не в силах отвести взгляд от его заросших темными волосами пальцев на тонкой ножке, я почувствовал, как вспыхивают мои уши и щеки, как вскипает в венах кровь, превращаясь в кислоту. Даже дышать перестал.
Где-то на заднем фоне, добродушно что-то приговаривая, суетилась Семеновна, и невозмутимо жевал мясо отец, отвечая на вопросы старой женщины. А потом я ощутил легкое касание холодных пальцев на своей босой ноге.
Ева.
Вынырнув из удушливой пучины ревности и гнева, посмотрел на девчонку, всем своим, сука, красивым лицом пытающуюся мне сказать, чтобы я вел себя адекватно и начал уже есть, пока другие не заметили мое невменяемое состояние.
- Расскажи о себе, Ева, - попросил я, слегка откашлявшись.
- ЖЕНЕВА, Егор! – безапелляционно поправил отец. Он вообще не терпит сокращенных имен. Думаю, это связано с его собственным именем. Наверняка все детство Вениамина Аркадиевича Гуся дразнили веником или венчиком, если еще чего не похуже.
- Что тебе рассказать, Егор? – невозмутимо ответила Женева, прямо глядя в глаза.
- Все.
- Хм… Ты спроси, я отвечу.
- Как ты сюда попала?
- Путешествовала… Встретила твоего отца и… больше не смогла его покинуть.
- Влюбилась?
- Разве у меня был хоть один шанс избежать этого? – кокетливо улыбнулась маленькая дрянь, украдкой поглядывая на отца, который лишь снисходительно кивнул на ее реплику.
Что ж мне так не нравятся их переглядки-то?
Стойкое ощущение, что я упускаю что-то очень важное прямо у себя под носом.
