Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
– А ты в мой толчок сходи, – дружелюбно предложил Серега, окинув сочувствующим взглядом пританцовывавшего около него командира отряда, – он там, слева, в тех кустах, – кивнул он в противоположную сторону. Александр не стал ничего уточнять, а живо припустил в указанном направлении.
Вернувшись, он застал Серегу на том же месте, в той же позе, но уже с новой сигаретой.
– С облегчением! Можете в мой гальюн смело ходить, разрешаю. А то негоже с девками-то вместе.
– Спасибо, но как-то не очень удобно, – замялся Твердов.
– А, забей! – поглубже затянулся Серега, пыхнув рубиновым огоньком сигареты, – Не удобно с девками в одном месте нужду справлять. А у меня сарайчик что надо, ты сам только что заценил.
– А ты кем в колхозе работаешь, – желая сменить не совсем приятную для него тему, поинтересовался Александр, – трактористом или на комбайне?
– А нигде, – широко зевая, ответил Серега, затоптав мокрым кедом второй окурок, – я давно вышел из колхоза, по идейным соображениям.
– А разве так можно? – изумился командир отряда. – Да еще и по идейным соображениям?
– А у нас сейчас не тридцать седьмой год, слава Богу! Теперь другие времена: перестройка, гласность, и все такое.
– А при чем тут тридцать седьмой год?
– А ты не знаешь, что тогда в стране в те годы происходило, в школе разве не проходили?
– В школе, – Твердов задумался, – Да, как-то….
– Вот, вот, – продолжая зевать, перебил его Серега, – сейчас в школе такое не особо разбирают. А у меня и дед, и прадед пострадали – репрессировали их. Вначале в колхоз силой заставили вступить. Они лошадь последнюю туда свели, а прадеда после взяли и расстреляли, а дед четверик получил как враг народа. Так и сгинул в лагерях. До сих пор не знаем, где его косточки зарыты. А я, вот, решил восстановить историческую справедливость: вышел из колхоза. Правда, лошадей не вернули. Да, сказать по правде, и лошадей у нас в колхозе уже почти не осталось, все сплошь трактора. Думаю, Горбачеву писать, пущай подсобит. Как думаешь, есть в этом смысл?
– Опять ты треплешься, черт кудлатый! Ты травы кроликам нарезал? Корову в стадо выгнал? – неожиданно прервал их интеллектуальный диалог визгливой женский голос. И на сцену явилась Ольга – жена колхозного диссидента.
Когда-то, по-видимому, красивая молодая женщина, от бесконечных родов и непосильной крестьянской работы, сейчас поблекла и находилась не в лучшей форме. Немного за тридцать, среднего роста, с гладкой белой кожей и русыми волосами, выбившимися из-под съехавшего на бок ситцевого платка, полные тоски и грусти глаза, маленький, обрамленный тонкими губами рот, узкие плечи. Одета она в мятую зеленую юбку и в розовую застиранную кофту, под которой просматривались тяжелые голые груди и большой живот. Чуть полные икры обтянуты короткими резиновыми сапогами.
– Ой, здрасьте вам, – смутилась женщина, разглядев, что Серега стоит не один, машинально застегнув все пуговицы на кофте. – А я думала мой дурачок тут один, а он вон с каким видным мужчиной разговаривает, – окинула она Твердова быстрым взглядом.
Серега даже немного растерялся, и, слегка заикаясь, представил жену. Твердов отрекомендовался сам.
– А пойдемте к нам, чаю попьем, – неожиданно предложила Ольга, нарушив неловкую паузу.
– А в самом деле пошли, чего на улице стоять, – поддержал ее муж, – пока Балабол не пришел.
– Ты иди, куда тебя отправили: за травой и серп возьми, неча руками рвать и про корову не забудь. А мы тут пока без тебя разберемся. Пойдемте.
Слегка поломавшись для вида, Твердов согласился. Они завернули за угол дома и оказались у точно такого же входа – только с другой стороны. Хотя нет, не такого. Здесь прогнившие ступеньки на крыльце давно требовали ремонта. Александр с величайшей предосторожностью обошел наиболее трухлявые доски и, открыв рассохшуюся дверь, очутился в заваленных разным хламом сенях. Ольга быстро распахнула следующую, подбитую изнутри войлоком, дверь и, улыбаясь, кивком пригласила войти. При этом Твердов случайно заметил, что во рту у нее не хватает доброй половины зубов.
Комната, куда он попал, мало отличалась от сеней: такой же бардак и разорение, плюс невыносимый запах жилья, детской мочи и еще чего-то кислого. Только и отличия, что помещение больше размерами и на стенах висят желтые в синюю вертикальную полоску порванные и испачканные обои. Посередине комнаты громоздится большой овальный стол, покрытый протертой клеенкой и заваленный грязной посудой. По периметру стола – старые табуретки. Справа от входа такая же кирпичная печь, как и у них в комнате, но гораздо грязнее. Слева умывальник, под него подставлено почти полное с грязной мыльной водой ведро, алюминиевые крючки с махровыми полотенцами. Слева самодельный деревянный посудный шкаф, покрытый желтым лаком, у правой стены, прямо на полу рассыпан свежевыкопанный картофель отгороженный длинными рейками – занимал почти треть свободного пространства, Вход в следующую комнату прикрыт занавеской, сплетенной из конфетных фантиков.
Неожиданно из соседней комнаты к ним вполз абсолютно голый сопливый карапуз с соской во рту. Он усилено заработал конечностями и пополз в сторону матери.
– Ты куда это, Вадик? – стараясь не открывать широко рот, улыбнулась Ольга и ловко подхватила с пола малыша. Бутуз недовольно запыхтел, начал елозить туловищем и вытягивать вперед испачканные ручонки, стараясь выскользнуть из материнских объятий. – А кто это у нас хочет ата-та? Ата-та по попе, – женщина засмеялась и ловко просочилась в проход между комнатами, головой раздвинув занавеску. – Миша, возьми Вадика и посади его на горшок, а то он сейчас прямо на пол сходит, – ласковым голосом сказала она кому-то внутри.
Твердов попятился к выходу, но тут занавеска вновь разошлась в стороны, и Ольга вернулась назад.
– Куда вы, Саша? А чай? У меня есть хорошие пряники, почти мягкие. Еще есть свежее крыжовенное варенье, сама варила.
– Спасибо, пока не хочется, – выдавил из себя Твердов, брезгливо покосившись на захламленный стол и наваленную картошку.
– Ой, я сейчас все быстренько уберу, – засуетилась Ольга, перехватив Сашин взгляд, и метнулась к умывальнику, схватила лежащую рядом мокрую тряпку, отжала ее, кинулась к столу. – А на картошку не обращайте внимания. Просохла, поди, так мы ее после обеда в подпол спустим.
Загремели складываемые в стопку тарелки, кружки, лязгнули ложки и вилки. Через три минуты посуда переместилась в шкаф, очищенная от грязи клеенка заиграла сероватыми разводами. Ольга для надежности еще раз протерла стол сухим вафельным полотенцем и медленно выпрямившись, посмотрела на оторопевшего Твердова. У него перед глазами все еще стояли ее тяжелые белые груди с крупными коричневыми сосками. Было видно – хозяйка старалась так тереть стол, чтоб гость хорошенько разглядел ее.
– Садись, Сашенька, пока за стол, – Ольга вкрадчивым голосом позвала покрывшегося пятнами Твердова, споласкивая под умывальником большую фаянсовую кружку с изображением трех богатырей.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
