— Сбита, медово питье, — пояснил Зен.
— Медово питье, — повторила я, обрадовавшись знакомым словам.
— Кова, — улыбнулся он, забавляясь моим видом.
Я решила попытать удачи и, указав рукой на свои ноги, сказала на русском:
— Больно. Развяжи. Я не убегу, клянусь.
— Клянешь? — произнес он, так же, как и я, выцепив знакомое слово, и заговорил на своем. К сожалению, ничего больше из его речи я не поняла. Заметив непонимание на моем лице, он замолчал, но выражение его лица стало задумчивым.
Я снова оглядела его одежду и обувь; за голенищем сапога виднелась рукоять кинжала. Чем внимательнее я изучала Зена, тем внимательнее он изучал меня. Смутившись, я отвернулась от него, потрогала бокал. Глиняный, большой… Ронять такой не рекомендуется. Я не знала, что еще делать, что говорить, и некоторое время просто молчала.
Однако мочевой пузырь настойчиво намекал, что пора бы и в кустики сходить, так что молчание пришлось прервать.
— Хочу в туалет, — сказала я Зену. Он не понял, естественно. — Надо сходить по малой нужде. Помочиться. Отлить. Понимаешь?
Конечно же, он все равно ничего не понял. Тогда я указала руками на низ живота, а потом на дверь. Ноль реакции. Чтобы ускорить понимание, я снова указала на низ живота, сымитировала соответствующие звуки и оглянулась на дверь.
Теперь он понял. Строго что-то сказав (угроза?), он склонился и стал развязывать веревку на моих ногах. Я быстро глянула на глиняный бокал, борясь с опасным импульсом взять его да бахнуть по макушке этого желтоглазого. В нападении смысла нет, только себе хуже сделаю. Разве что можно душу отвести, причинив ему боль, но и это глупость.
Зен освободил мои ноги и накинул веревку мне на шею.
Я подавила желание отстраниться и, сжав зубы, выждала, пока он обвяжет ее вокруг шеи и возьмется за свободный конец. Я поднялась и, переступив через лавку, пошла к двери. Зен опередил меня, сам открыл дверь, тихо, чтобы не потревожить спящих, и вывел меня наружу, за угол дома.
Лес сердито шумел, все еще накрапывал дождь, густая темнота обступала… Зрение у меня ни к черту, даже в линзах не очень хорошо вижу, тем более в темноте. Я отошла от Зена, насколько позволяла веревка, и, перебарывая стыдливость, спустила джоггеры и трусы.
Сделав дело, я поднялась, очень быстро натянула белье и штаны и пошла к Зену. Нога заскользила на чем-то, я потеряла равновесие. Прежде чем я успела испугаться, желтоглазый меня поймал, и я ощутила на животе его шершавые горячие пальцы.
Видимо, когда он меня поймал, его руки попали мне под куртку, а свитер предательски задрался. Я встала устойчивее, уткнулась руками в грудь Зена, чтобы он от меня отцепился… но он не отцепился, и хватка его рук на моей талии только усилилась.
Возмущение застряло у меня в горле; я замерла, понимая, что в напряжении Зена, в его хватке нет ничего хорошего. Его руки поползли выше, к груди, с силой оглаживая мою кожу, а дыхание стало тяжелым.
Он притянул меня к себе, схватился руками за спортивный топ… Сама не зная, почему, я не могла сопротивляться, только цепенела и задыхалась от страха, комком забивающего горло.
— Ни! — раздалось вдруг резко. — Ни, Зен! Сета мэза — сберег ов Хаун!
Зен злобно выругался себе под нос и, убрав руки, оттолкнул меня. Повернувшись лицом к хозяину дома, вышедшему из леса вместе с волком, чьи глазищи полыхали желтью в темноте, он быстро сказал ему что-то и пошел в дом, уже не заботясь, поспеваю я за ним или нет, и не натянута ли веревка.
Я снова споткнулась, но не упала, и, придерживая рукой веревку, вошла в дом.
Пусть сейчас ночь, и до утра еще далеко, после такого я точно не смогу заснуть.
Глава 3
Мне снова связали руки и ноги — крепче, чем прежде, и бросили на кровать, к Ленке. Уставшая, она не проснулась, хотя я задела ее бедром, зато на этот раз проснулась Крета. Она вскочила, обвела непонимающим сонным взором меня, Зена, но не задала ни единого вопроса.
Желтоглазый ушел, резко задернув за собой занавесь, и почти сразу хозяин дома начал его пропесочивать. Поначалу я прислушивалась, но когда голоса мужчин стали совсем неразличимы, плюнула на это дело и раздосадованно вздохнула.
Жалостливая Крета, неслышно поднявшись, помогла мне принять более удобное положение и, робко коснувшись моего лица, прошептала что-то. Я не понимала ее слов, но мне отчаянно хотелось выговориться, страх и стресс разъедали, поэтому я тоже сказала шепотом:
— Где же мы, Крета, и кто все эти мужики? Что им надо от нас?
— Кова, Ирина, кова, — мягко прошелестела она.
— Я не понимаю… ничего не понимаю… и не хочу понимать… хочу домой… увидеть своих… хочу домой! — повторила я, и, отвернувшись, закрыла глаза. Оказаться дома прямо сейчас невозможно. Все, что мне доступно — это сон, который поможет на время избавиться от непереносимой неопределенности.
Заснуть не удалось, я промучалась до самого рассвета. Зато наши чертовы похитители хорошо выспались… Поднявшись, они поели сами и нас накормили, правда, уже одними только жесткими лепешками. Затем нам развязали ноги и вывели наружу, в туалет.
Светало быстро, в молочном рассеянном свете лес уже не так пугал, как вчера. Я огляделась. Куда ни погляди, повсюду ели, надвигающиеся стенами, под ногами шуршит хвоя, да в некоторых местах зелеными ковриками стелется мох.
Любоваться рассветом и красотой нетронутого леса у меня не было никакого желания. Я вообще не особый любитель природы, а в нынешних обстоятельствах так и вовсе лес вызывает только самые негативные чувства… Волк тоже вышел из дома, и встал рядом с нами, наблюдая.
«Лучший охранник», — подумала я, придерживая Ленку за руку.
Хозяин дом, которого, если не ошибаюсь, зовут «Треден», сам с утра осмотрел ногу моей травмированной подруги по несчастью. Когда он стащил носок и кроссовок, и стал бережно осматривать опухшую ступню, налившуюся синевой, я заметила, как притихли мужики. Они смотрели на ногу Ленки так, словно она была сделана из золота, и каждое движение пальцев Тредена по ней отслеживали с липким вниманием.
Только Зен не таращился на Ленкину ногу и на саму Ленку; он что-то укладывал в сумку. Вчера он с нас глаз не спускал, а сегодня намеренно игнорирует. Это из-за того, что ночью произошло? Я вспомнила его руки на себе, злость, удушливый страх… Не появись Треден, не знаю, чем бы все это закончилось…
Почему я стояла столбом, почему ничего не предпринимала? Не потому ли, что он был довольно снисходителен ко мне перед этим, дал выпить «медово питье», вывел на улицу? Может, меня обескуражила такая резкая перемена в его поведении? С чего, кстати, могла произойти такая перемена? Подумаешь, живота моего нечаянно коснулся… У него что, женщины давно не было?
Задумавшись, я продолжала смотреть ему в спину, и не успела отвернуться, когда он подловил меня на разглядывании. Взгляд его обжег меня злостью, и я стала смотреть на Тредена, возившегося с ногой Ленки. Мужчина пальцем зачерпывал из мисочки какую-то резко пахнущую мазь и наносил на опухшую кожу. Закончив с этим, он стянул ступню полоской мягкой ткани, которую ему подала Крета, безмолвным призраком стоящая позади.
