Это то, что надо, тут же решила я. Тем более, к этому неприступному замку был и другой подъезд, вот только заходить нужно было с противоположной части города, а не с той, откуда пешком шла я, проклиная всё на свете.
Ну да ничего. По крайней мере, проблем с выходом в город у меня не будет. А когда придётся снова ехать в управление, возьму такси. И пусть хоть один водитель попробует что-то пикнуть против.
Настя оказалась права. Как только я открываю дверь с громко лязгающим тяжёлым замком (один он обошёлся нам дороже, чем мебель, которой мы решили заставить пространство) я тут же забываю о том, что остаётся за стенами.
— О господи, — говорю я, роняя чемодан, который решает взбрыкнуть напоследок и пускает большую трещину по пластмассовый крышке. — Господи, какой свет. Спасибо тебе!
Подбегаю к огромным арочным окнам, в слегка закоптившееся от времени и промышленных выбросов стекло которых льётся рассеянное свечение с улицы, подмигиваю небу и поднимаю большой палец вверх. Что бы там ни говорили представители всех религий, я точно знаю — бог есть художник, а весь наш мир — его самая крутая инсталляция. И я с удовольствием ловлю ее в объектив, признаваясь в любви к его творениям. Поэтому мне легко общаться с богом, я считаю его своим другом. Ну какая творческая душа не поймёт другую творческую душу?
— Спасибо! Спасибо за такой подарок Ты не дашь мне сойти с ума от скуки. Это очень хорошо! — говорю я, глядя вверх, и довольно обхожу свои новые владения.
Мы не трогали заднюю часть котельной — кое-где там обвалилась крыша, ещё и крепления были ненадежными. Мой друг-дизайнер Вэл, который выезжал на объект, сразу же выбрал место, где была проходная и подсобные помещения, и хорошо тут потрудился. Его основная работа по перепланировке осталась в проектной программе, остальное же воплощали в жизнь местные рабочие за такие копейки, что Вэл плакал и страдал, а потом и вовсе пригласил их к себе на другие проекты. Сначала все шло прекрасно, но, пообтесавшись и узнав цены на рынке, рабочие забастовали, после чего задрали оплату за свои услуги выше среднего по столице, поняв как их облапошили. Вэл кричал, обвинял, даже пролил пару скупых хипстерских слез, после чего сторговался с ними до устраивавшего обе стороны варианта, содрав клятву, что качество работы не пострадает.
Чем закончилась эта эпопея, я так и не узнала, потому что в разгар их разбирательств улетела на месяц в командировку. Но в том, что в моем жилище местные ребята выложились по максимуму, я не сомневалась. Слишком хорошо я знала нашего пронырливого истеричку-дизайнера, который несмотря на «непацанские понты», как привычно характеризовали его рабочие, был такой въедливой стервой, что отвертеться от его требований было невозможно.
— Отлично. Вэл, вы просто отлично сработали, — довольно потирая руки, благодарю друга, хоть он этого не слышит, и обхожу огромное помещение, разделённое на три части.
Одну из них я сразу попросила оставить свободной от любых визуальных шумов — и она, как я и хотела, совершенно пуста. В углу виднеется только мягкое кресло-мешок и тумбочка, открыв которую, я нахожу бутылку "Джек Дэниелз", упаковку яблочного сока и два стакана. Не выдерживая, я снова смеюсь — чувство юмора моих друзей на высоте, как и знание моих привычек.
— Ваше здоровье, дорогие! — тут же наполняя стакан на три четверти виски и лишь на четверть соком, я торжественно салютую бокалом.
Знаю, они слышат меня даже через черте сколько километров. Пусть с родным городком мне повезло мало, зато с друзьями и приятелями — от души.
Дальше так называемая кухня — здесь тоже все сделано по первому разряду. Я не люблю готовить, поэтому одной мультварки, маленькой переносной электроплиты и неожиданно большого холодильника (где только Вэл взял его, вписавшись в смету?) мне вполне хватает. Еще здесь есть огромный стол из грубого дерева, над которым висит несколько модных, с закосом под промышленный шик ламп, а в углу напротив стоит большой светильник.
— Куплю свечи и будет совсем здорово, — подвожу я итог, обходя высокие барные стулья и диван у стола. Черт, здесь можно было бы собрать неплохую компанию, вот только где я ее возьму?
Третий сектор занимает моя вроде как спальня. Делая ещё один глоток Джека, который приятно согревает горло, довольно улыбаюсь. Все как надо, все хорошо и даже лучше.
Я сразу попросила дизайнера — никакой одноразовой мебели и кроватей из Икеи, а потом, опомнившись, посмеялась над казусом. Какие ещё кровати из Икеи, тут никакой Икеи отродясь не было. Что точно можно записать моему городку в жирный плюс — отсутсвие громких брендов, чьё раздутое имя часто далеко от качества того, что они продают. Ни Макдональдса, ни Кей-Эф-Си, ни Зары, ни Старбакса. Земля свободы и первозданной чистоты
— Да, мне здесь по-настоящему нравится! — говорю я, плюхаясь на огромный ортопедический матрас, накрытый покрывалом и усыпанный множеством подушек, больших и маленьких.
Вэл постарался и сделал настоящее ложе, соорудив что-то вроде высокого помоста величиной с матрас, так что я получила настоящую кровать — простую и огромную, чтобы спать как я люблю — свободно раскинувшись, без боязни грохнуться на пол, как в детстве с маленького диванчика, который я ненавидела.
В кирпичных углублениях в стене стоят незажженные свечки (а ведь я только собралась их покупать) и глядя на них, мне хочется уже не смеяться, а сентиментально плакать. Все мои бытовые фетиши и хотелки учтены в полной мере. Ещё и огромные окна рядом. Солнечный свет не будет помехой — во-первых, легкая копоть на стёклах делает его мягким, а во вторых — у меня с собой маска на глаза, не раз спасавшая во время долгих перелётов.
Переворачиваясь на живот, я довольно пью свой виски и болтаю ногами, слишком поздно сообразив, что обувь тут надо снимать у самого порога. В нашей стране не так уж много городов, позволяющих забираться на постель в обуви, и мой родной — точно не из них. Буржуйскую привычку не разуваться я привезла из чистой и сытой Европы, и здесь она выглядит особенно нелепой.
— Все хорошо, все очень хоро-ошо! — напеваю я под воздействием моего друга Джека, уже удивляясь, почему так огорчилась с утра. — И будет ещё лучше! — объявляю я своему отражению в большом напольном зеркале, переходя в третью секцию квартиры.
Здесь для меня оставили что-то вроде чилаут-зоны. Посреди кирпичной стены громоздится нечто похоже то ли на картину, то ли на продукт современного искусства — из большой деревянной рамы прямо на меня торчат гроздья рябины, сухоцвет, жестянки и внезапно залакированные, самые настоящие кости и череп. Подозреваю, что все это — продукт деятельности Вэла, прибывшего сюда принимать работу и прогулявшегося по промзоне в обнимку с другом Джеком, плескавшимся у него в бумажном стакане (наш творец интерьеров принципиально не ест и не пьет из пластиковой посуды, желая спасти планету от загрязнения)
Что ж, искусства много не бывает, думаю я и снова поднимаю стакан, салютуя голове мертвого козла, грозно висящей посреди картины. Когда-то это было вполне приличное домашнее животное, по глупости сбежавшее на промышленный пустырь, где его сожрали стаи голодных собак. Или оборотней — ещё в школе мы шутили, что в воздухе нашего города находится столько вредных выбросов, что неудивительно, если животные уже начали мутировать. А вскоре к ним присоединимся и мы, люди.
