— Передам, — необычайно серьезно кивнула русалка и робко спросила. — А мне можно будет приходить?
Русалка спросила и даже губу прикусила, ожидая ответа, а взгляд ее полный грусти и надежды был устремлен на уже сладко посапывающую во сне малышку, крохотной ручкой вцепившуюся в уже пустой рожок. Злата заметила взгляд Вереи и все прекрасно поняла. Как и царевна, русалка тоже когда-то была просто девушкой, мечтавшей о любимом муже и детках. Только теперь будучи нечистью, она понимала, что матерью ей не стать и потому, речнице так страстно хотелось быть ближе к спасенной девочке, чтобы хоть изредка, хотя бы на пару мгновений почувствовать крохотное детское тельце в своих руках и представить…, нет, не представить, просто порадоваться, что не отняла жизнь, а смогла ее спасти.
— Конечно, — заверила ее царевна, принявшись тихонечко покачивать спящего младенца. — Ты можно сказать ей вторая мама. Конечно же, мы будем тебе рады.
— Вторая мама? — удивилась Верейка.
— Да, — теперь уже Баба Яга приняла серьезный вид и не дрогнувшим голосом произнесла. — Я ее мать. Ты меня поняла Верея? Никто не должен догадаться, как все было на самом деле. Я ее мать, ты названная матушка, а Избушка станет для нее родным домом, иного она знать не должна. Понимаешь?
— Ты готова назвать дочерью эту малышку?! — еще больше удивилась русалка.
— Да, — без колебаний подтвердила Златослава и сама себе удивилась.
Мысль не просто взять на воспитание, а именно удочерить малютку пришла внезапно и так же быстро переросла из желания в острую потребность. Даже намека на то, что эту девочку будут укачивать чужие руки, была отчего-то нестерпима. За мгновение в ее голове даже была измышлена целая жизнь. Злата почти видела, как растет эта малышка, как учиться сидеть, ползать, ходить и говорить. Первое слово обязательно будет «мама» и молодая Яга хотела, чтобы мамой назвали именно ее. Ну, не случилось ей побывать женой, так хоть матерью станет.
— Злата, это глупая мысль! — подал голос из-за печки Терентий.
— Я поняла и буду молчать, — одновременно с ним произнесла Верея.
— Спасибо! — благодарно улыбнувшись, вымолвила девушка.
— Злата! Девка дурная, ты, что это удумала, а?! Представь, что маменька с папенькой на это скажут! — все еще прячась за печью, увещевал ее фамильяр. — Папка за такое по головке не погладит. Думаешь, он тебе даст этого ребенка растить? Да, когда он узнает, мигом примчится, отходит тебя хворостиной по заду и в тереме запрет, а малявку эту отдаст в какую-нибудь семью…
— Реня, умолкни, пожалуйста! — почти нежно пропела царевна, бережно укачивая завозившуюся девочку.
— Злата, я твой фамильяр и молчать не буду! Кто-то же должен тебе глаза открыть на ту глупость, что ты учинить собралась, — распалялся кот и даже выглянул из-за угла печи, пытаясь достучаться до разума Бабы Яги. — Ты царевна и никто не позволит тебе позорить семью…
— Терентий, не выводи меня из себя, — пригрозила девушка и, вдруг тихонько рассмеявшись, весело добавила. — Я же уже два года как Баба Яга, а не царевна Златослава. И знаете, что? Царевной я больше быть не желаю, и возвращаться в отчий дом не собираюсь. А на счет твоих слов Терентий, что малютку у меня могут отобрать, я скажу вот, что — не смогут. Знаешь ли, роясь в книгах моих предшественниц, я нашла много любопытных обрядов. Очень любопытны из них были те, что на крови. С помощью одного такого обряда я смогу ввести в семью эту девочку.
— Царь-батюшка нас прибьет! — хрипло выдавил из себя кот и постарался хлопнуться в обморок, что у него не получилось, как он ни старался.
— Не прибьет, — отмахнулась царевна, вспоминая суровое лицо отца и его мудрые серые глаза, но нехотя добавила. — Хотя хворостиной отходит точно.
— Тебя может и отходит, а меня как пить дать прибьет, — простонал Терентий, распластавшись на полу и пытаясь изобразить умирающего.
— Не прибьет, — повторила Златка и, нервно хихикнув, пообещала, — я тебя спрячу от него, пока он не успокоится.
— Злат, а может не надо? — робко предложил кот.
— Надо, Реня! Надо! — непререкаемо сообщила Ёжка и, задумавшись, неожиданно выдала. — А где же малышка будет спать?
— На чердаке есть люлька, — охотно просветил ее фамильяр, прекратив изображать из себя умирающего. — Завтра достанешь и отчистишь, а сегодня придется тебе потесниться на кровати.
— Откуда там люлька? — удивилась девушка, забыв даже покачивать малышку.
— Златка, вот ты, правда, такая глупая или прикидываешься? — вкрадчиво поинтересовался рыжий нахаленок. — Не уже ли ты думала, что все Яги жили затворницами? Между прочим, у Яги Милаоки муж был и два сына, один из которых погиб еще до твоего рождения, а другой тебе прекрасно известен — это Святозар Добролюбов.
— Учитель Святозар?! — неподдельно удивилась Златослава и нервно хихикнув, выдала. — Никогда бы не подумала, что Сухарь сын Бабы Яги.
— Сухарь?! — теперь уже удивился кот.
— Ну, да, — усмехнулась девушка и поспешила объяснить, — его так ученицы прозвали, отчаявшиеся завладеть душой и сердцем самого завидного холостяка Академии.
— Ох, дуры же вы девки! — по-доброму усмехнулся Терентий.
— Ты это, не обобщай, пожалуйста, — погрозила ему пальцем Ёжка.
На это кот только насмешливо фыркнул, запрыгнув на лавку, где спал до прихода Златославы, обвил передние лапы пушистым, как у белки, хвостом и принялся невозмутимо разглядывать речницу. Под внимательным взглядом Терентия русалка перетупилась с ноги на ногу, снова чувствуя себя не уютно. От рыжего кота с нагловатым характером веяло чем-то странным, и Верея не желала знать, чем именно. Нечисть нервно передернула плечами и неожиданно охнула, когда заплетенная ею собственноручно коса ощутимо хлестнула ее по спине. За два столетия русалка успела отвыкнуть от сего предмета девичьей гордости. Даже самая тугая коса под водой быстрой распускается, потому-то все русалки и не заплетают волосы в косы, предпочитая оставлять их как есть, распущенными. Верейка сама не помнила, когда она оставила попытки привести свою шевелюру в пристойны вид, наверное, в первый же год жизни в качестве речницы. А вот здесь в уютном тепле Избушки-на-Курьих-Ножках на какое-то время напрочь забыла, кем стала, давным-давно поддавшись глупому порыву и совершив самый страшный в своей жизни поступок. Именно здесь первый раз за свое существование в качестве речной нечисти, Верея горько пожалела о том страшном дне, когда утопила свое горе и свою жизнь в Звонкой.
— Пойду я, — наконец вымолвила русалка не глядя на Бабу Ягу. — Пора мне.
— Может, останешься еще? — предложила Злата, поднявшись на ноги, но, не переставая покачивать малютку. — Я могу тебе на печи постелить…
— Ох, Залатослава, насмешила! — вполголоса хихикнула речница и, прикрыв рот ладошкой тихонько засмеялась. — Я же нечисть! Забыла? Ну, какая мне может быть печка? Не выносим мы долго тепла, открытого огня и присутствия живых, да и без родной стихии слабеем. Мне правда пора, но я еще приду, раз ты мне позволила у тебя бывать.
