Дэниз в тот день не приехала, зато выбила встречу на следующий в отдельной комнате на правах адвоката. С деловым видом разложила бумаги на столе, что-то долго рассматривала, не поднимая глаз, и, наконец, решилась — посмотрела, сверкая слезами.
— Мы будем подавать апелляцию, — не в пример выражению лица, голос звучал сухо и собрано. — У нас есть все шансы требовать пересмотра дела, в данный момент я занимаюсь сбором компромата на Дженнифер. Уж прости, но святой её точно назвать сложно.
Крис поморщился — в душе он всё ещё считал её своей женой. Все мысли, чувства, воспоминания о браке собрались в одной дальней комнате, за закрытой на несколько замков дверью. И Крис отчаянно боялся её открывать.
— Если будет хоть малейшая возможность скостить срок, — вздохнул Крис, — используй её. Чего бы это ни стоило.
— Я сделаю всё возможное. — Дэниз накрыла его руку своей и слабо пожала. — При мысли о том, что тебе приходится выносить, у меня сердце сжимается.
— Побереги нервы для суда, — криво усмехнулся Крис. — А я — не маленький мальчик, справлюсь.
И он действительно справлялся. Говорят, к хорошему быстро привыкаешь, к плохому — привыкаешь, но медленно. Служба в армии во многом помогала, привычка к самодисциплине, к подъёмам и отбою, к субординации и умению подчиняться приказам сыграли добрую службу. Когда можно привести непривычное к привычному знаменателю, становится легче. Через полгода между Архитектором и Мозесом, главой негритянского клана, произошла стычка, которая стоила нескольких поломанных конечностей и выбитых зубов со стороны второго. Крис обзавёлся второй татуировкой и поднялся чуть выше в иерархии помощников Дика. А спустя месяц умер отец. Мать приехала через неделю и сообщила эту весть, глядя прямо перед собой. После того, как Криса посадили, Лаберта-старшего попросили покинуть пост вице-президента, и он скрывал это от сына до последнего. Оставшись без работы, начал вплотную заниматься бизнесом, но и тот быстро прогорел — пришлось продать все суда, и всё равно остались долги. Дэниз приезжала раз в месяц, а мать вскоре заболела и слегла. Она ушла тихо, под Рождество, так и не успев попрощаться с сыном.
— Дом родителей я продала, но все деньги ушли на оплату долгов, — рассказывала Дэниз, глядя на Криса огромными печальными глазами. — Твой дом я тоже продала, у тебя осталась половина денег, около четырёхсот тысяч. Я положила их на счёт, когда выйдешь — будет, на что жить первое время.
— Надеюсь, ты берёшь оттуда деньги за адвокатские услуги. — Крис мягко улыбнулся. Дэниз отмахнулась:
— У меня хватает дел и клиентов, чтобы я брала последнее у лучшего друга.
— Не выдумывай. — В тёмно-карих, почти чёрных глазах сверкнула сталь. Дэниз невольно вздрогнула — Крис менялся. Из добродушного, улыбчивого парня превращался в жёсткого человека с циничным взглядом на жизнь. Было бы странно, если бы тюрьма не поломала его, не переиначила, вылепливая что-то своё. Но Дэниз до последнего надеялась, что с её Крисом подобного не случится. Как выяснилось — ошибалась. Через год назначили пересмотр дела, сократив срок до семи лет. Но это был максимум, на меньшее рассчитывать не приходилось.
— Эй, смотри, я выхожу замуж. — Дэниз счастливо улыбалась, показывая фотографию высокого, под семь футов, мужчины с ярко-голубыми глазами.
— Ты наконец отхватила себе викинга? — усмехнулся Крис.
Он отсидел уже три года. А казалось — вечность. И сейчас, при виде улыбающейся подруги особенно остро чувствовалась оторванность от внешнего мира. Там, за стенами, кипела жизнь. Что-то творилось, выбирали нового президента и выпускали новые технические новинки. Выпускались новые фильмы и книги, люди ходили в театр и в рестораны. А для него жизнь замерла в четырёх стенах, ограниченная расписанием, втиснутая в рамки внутреннего распорядка. Архитектор сдержал слово — к его бойцам в тюрьме было особое отношение. Их уважали и боялись, но была и другая сторона — друзей тоже не было. Не считая Тони, который, как рыба-прилипала, в наглую втирался в доверие, не обращая внимания на возражения. Вскоре они стали друзьями, если подобное вообще было возможно в тюрьме. Крис рассказывал о прошлой жизни, а Тони со смехом вспоминал, как проворачивал махинации с кредитками, облапошивая доверчивых граждан.
— Ты похожа на дыню, — заявил Крис, разглядывая округлившийся живот Дэниз. Она мягко улыбнулась и погладила его, посмотрела виновато:
— Говорят, будет двойня. Я некоторое время не смогу приезжать, рожать уже скоро.
— Я вообще не представляю, как муж отпускает тебя в такую даль, — проворчал Крис, стараясь не обращать внимания на тянущую боль в сердце — всё-таки Дэниз была единственной ниточкой, связывающей с внешним миром.
— Думаешь, я у него спрашиваю? — Она фыркнула. — Попробовал бы он меня к тебе не пустить! Осталось три года, Крис. Ты отсидел уже больше половины. И знаешь, Марк ждёт тебя не меньше, чем я.
— Да ну?! — Крис по-настоящему развеселился. — Хочешь сказать, что твой муж ждёт, когда вернётся из тюрьмы близкий друг его жены, по совместительству убийца?
— Он ждёт тебя, потому что знает, как ты мне дорог, — строго ответила Дэниз. — И потому что знает, что я не буду спать спокойно, пока ты не выйдешь.
Крис кашлянул, пытаясь скрыть смущение. У него в голове не укладывалось, что она может так самоотверженно за него сражаться, так поддерживать. Столько для него делать.
— Спасибо тебе, — наконец проговорил он, пряча глаза.
— А зачем ещё нужны друзья?
Тони освободили на три месяца раньше, уходя, он долго и шумно прощался, поочерёдно обнимая всех и каждого, а после отвёл Криса в сторону и заговорил сбивчиво:
— Ты смотри, не теряйся, когда выйдешь. Вот мой телефон, если что будет нужно — звони.
— Надеюсь, твои услуги мне не понадобятся, — улыбнулся Крис, вспоминая, что Тони решил попробовать себя на нелёгком поприще фальшивомонетчика.
— Да я не о том! — отмахнулся тот. — У меня полно знакомых на воле, и уж поверь, я-то знаю, как сложно устроиться на работу бывшему зэку. Так что, не стесняйся, звони, если надо. И если не надо, тоже звони. Выпьем пивка вечером на крылечке.
Чем быстрее приближался конец срока, тем больший страх охватывал Криса. Он не знал, что там делать. Куда идти, как жить. Мир, который он оставил семь лет назад, изменился до неузнаваемости. Больше не было уютного родительского дома, как не было и самих родителей. Не было привилегированного положения в обществе, и едва ли хоть одна знакомая дверь могла открыться теперь перед ним. Часы, которые отдали вместе с остальными вещами, казались чуждым элементом той жизни, которая никогда не повторится. Крис осторожно погладил стекло, посмотрел на электронное табло над дверями, подвёл стрелки. Распрямил плечи и вышел; двери за спиной в последний раз зловеще лязгнули и закрылись.
