Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
«Естественное состояние не позади, а впереди нас, оно не является даром природы, а достигается в процессе мучительного исторического развития»29.
«Новая наука» Вико актуальна и сегодня, ведь историзм пока не одержал окончательной победы, и даже напротив: весь ХХ век мы переживали широкое наступление антиисторизма, последствия которого не преодолены до сих пор. Но у нас бы, конечно, не было шансов их преодолеть, если бы развитие «исторической теории познания» остановилось на этой книге.
Главным врагом своей философии Вико видел рационализм в его классической декартовской форме. В этом можно видеть проявление той раздвоенности развития общественной мысли, на которую указывал Маркс в первом тезисе о Фейербахе30. Развитие способности сознания «быть собственным предметом» шло по пути идеализма – вместе с развитием диалектики. Поскольку нас историзм интересует в связи со становлением вопроса о начале человеческой истории, постольку нет нужды рассматривать развитие этой категории в полном объеме на всех этапах. Для нас важно не просто распространение идеи прогресса на субъективную жизнь человека, его сознание, но и еще кое-что. А именно, нам нельзя забывать: начало – это всегда какой-то конец. «Постепенно», «шаг за шагом» декартову пропасть не преодолеешь. Поэтому нам интересен только такой историзм, который, кроме идеи прогресса, включает в себя идею качественного скачка.
Тем не менее, связав популяризацию историзма с идеологией восходящего класса, мы не можем не сказать несколько слов о его развитии в «классической стране революций»– Франции. Здесь первым последовательно изложил теорию прогресса аббат Сен-Пьер в своей книге «Замечания о непрерывном прогрессе всеобщего разума» (1737). После нее были еще «Рассуждения о последовательном прогрессе человеческого разума» Тюрго (1750). И наконец, под влиянием революционных событий конца XVIII века Жан Антуан Кондорсе, сам принимавший в них непосредственное участие, увенчал этот ряд блистательным «Эскизом исторической картины прогресса человеческого разума» (1794)31. Однако же, все эти теории рассматривали прогресс прямолинейно, как постепенный рост цивилизации. Даже Кондорсе – революционный практик в общественной жизни – в теории общества был «эволюционистом». По сравнению с путанной и громоздкой, но включавшей идею «возвращения» теорией прогресса Вико, это был шаг назад.
Подлинное развитие историзм получил в классической немецкой философии, начиная уже с И. Г. Гердера, в философии истории которого можно найти много параллелей с Вико. Правда, если Вико по стилю и содержанию больше напоминает писателей Возрождения, то здесь перед нами чистой воды романтизм. Но зато мы находим у Гердера то же самое уподобление всего социального организма человечества одному человеку, переживающему детство, зрелость и старость; то же самое сочетание идей прогресса и цикличности; и, наконец, как и у Вико, обретение человеком собственного естества, «человечности», у Гердера – итог исторического развития, а не его предпосылка32. Гердер видит историю человечества в контексте естественной истории Солнечной системы. «Животные – старшие братья людей»33. Прогресс свойствен не только обществу, но и развитию живых существ в целом, и в этом смысле человек завершает развитие животного мира. Ключ к разгадке человека, как уже было сказано, Гердер видел в прямохождении. Интересно, однако, что среди важнейших особенностей человека Гердер называет не только речь, культуру и сопутствующие ей признаки, но и убийство себе подобных, а прогресс в развитии человечества связывает с уменьшением в обществе насилия и увеличением миролюбия. Подобные идеи мы встретим у Поршнева.
Кант посвятил началу человеческой истории отдельную статью, которую мы выше также уже упомянули, «Предполагаемое начало человеческой истории» (1786). История человечества у него начинается с того, что «человек обнаруживает в себе способность избирать образ жизни по своему усмотрению и не придерживаться, подобно другим животным, раз и навсегда установленного порядка»34. Обнаруженная таким образом свобода противостоит инстинктивному, установленному Богом, порядку и поэтому однозначно является злом для человека как индивидуума, т. е. для его тела. Но столь же однозначно она является благом для человеческого рода, раскрывая глубокий божественный замысел: пробудившийся разум открывает людям друг друга (а вместе с тем и скрытый в них божественный образ) и ведет человечество по пути общественного прогресса.
Итак, нам важно еще раз подчеркнуть: в начале истории мы находим у Канта противопоставление социальной природы инстинкту и оставление человеком инстинкта. Выбранная свобода является имманентной интенцией духа – несущей зло для телесного индивидуума, но именно поэтому не оставляющей ему ничего другого, кроме развития по пути этой свободы. Заметим, что такое развитие у Канта вовсе не означает беспредельного расширения свободы, наоборот, установление и развитие общественных связей требует от человечества самоограничения, придания свободе форм, соответствующих интересам человечества, нахождения ее пределов. Таким образом развитие идеалистически понимаемой свободы у Канта оказывается связано с государством, правом, семьей, собственностью и другими институтами классового общества.
Для целей этой работы нет необходимости останавливаться на оригинальных системах Фихте и Шеллинга, которые в том, что касается нашей темы, носят промежуточный, переходный характер. Подлинной вершины развития, которой только могло достигнуть понятие историзма в спекулятивной философии, оно достигло в философии истории Гегеля.
«Гегелевская схема всемирной истории впервые представила ее как динамическое эшелонированное целое с качественными переломами и взаимным отрицанием эпох, с перемещениями центра всемирной истории из одних стран в другие, но с единым вектором совокупного движения»35.
Вместе это представляло собой положительный итог развития историзма в спекулятивной философии. Чтобы стать подлинно научным методом, ему теперь не хватало лишь твердой опоры под ногами.
Всемирная история по Гегелю – это отчужденный от самого себя «мировой дух», который самореализуется в поступках исторических личностей, все полнее сознавая в них свою субъективную свободу и возвращаясь таким образом к самому себе. Содержанием всемирно-исторического процесса, таким образом, Гегель видел прогресс в сознании свободы. Началом человеческой истории по Гегелю, следовательно, является самоотчуждение «мирового духа», которое совпадает с образованием государства. До этого шага человечество пребывает в состоянии полнейшей несвободы и несправедливости, характеризующем доисторические народы. И хотя к доистории Гегель относит и такие важные вещи как «распространение языка и формирование племен», появление грамматики (и тем самым мышления), религии и многого другого, «сознание внешнего наличного бытия», связанное с законотворчеством и способностью к абстрактным определениям, и «самосознательная жизнь» появляются только с возникновением государства 36.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
