Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Сначала он долго шептал мне ласковые слова, потом его губы прикоснулись к моей щеке, а правая рука проскользнула под плащ.
Странно, что через двадцать с лишним лет я помню эти прикосновения так реально… Есть вещи, которые невозможно повторить. Вадим до конца моих дней будет первым, кто меня поцеловал, первым, кто дотронулся до моей груди. Он мог бы и вообще быть моим первым мужчиной. В ту ночь я была готова отдать ему всю себя, но помешал вдруг вынырнувший из темноты человек в смешной форме варшавского полицейского. Его фонарик скользнул по Вадиму и остановился на мне. Из двух звонко – шипящих польских фраз я поняла, что он потребовал мои документы. Я до сих пор помню этот ехидный голос. Он принял меня за проститутку. Вадим, как клиент, его интересовал мало, а задержанная в борьбе за нравственность девочка могла пригодиться. Для галочки в отчетах или для других целей.
Я окончательно влюбилась в Вадима, когда он бросился меня защищать. На дикой смеси русского, украинского, польского и немецкого языков он заявил, что мы советские люди, что мы любим Варшаву, но завтра убываем в Москву. И вообще – спасибо и привет. Звучало это так: «Мы естем радецки. Завтра мы нах хаузе фарен. Нам бардзо пшиятно в Варшаве… Дьякую, шановний пан. До побаченья».
На последних словах Вадим выдернул меня со скамейки и быстрым шагом удалились от ошалевшего полицейского.
Жаль, но Вадим был, очевидно, выбит из колеи и ему было не до нежностей. На следующий день был поезд до Москвы, в котором тоже ничего не сложилось, кроме коротких поцелуев в тамбуре…
Следующий месяц был самым длинным в моей жизни – я ждала звонка Вадима. Наконец я наплевала на гордость и позвонила сама.
Он узнал меня сразу, обрадовался, начал вспоминать ту ночь в Варшаве, глупого полицейского, наш испуг… Вадим был нежен. Он сам предложил встретиться и продолжить то, что мы начали в варшавском парке. Он сказал, что будет свободен через неделю, когда отвезет жену в родильный дом…
Тогда мне казалось, что произошла самая страшная трагедия в моей жизни. Я просто не знала, что произойдет через несколько месяцев.
…Сережу Ляхова я видела часто. Он работал в соседнем архиве и мы встречались в столовой, в клубе, по дороге к метро. Я видела его каждый день. Видела, но не замечала. Тихий, милый мальчик с добрыми глазами. Невзрачный какой-то. Без гордо расправленных плеч и орлиного взгляда. Не такой, как Вадим.
Пока я страдала, я не замечала никого. Я проклинала всех: тех, кто подсунул мне путевку в Варшаву, всю польскую полицию, Вадима, его жену, рожавшую ему ребенка, своих родителей, давших мне неблагозвучную, несчастливую фамилию. Можно ли полюбить Любовь Гнилову? Можно ли вообще жить с таким именем?
Через месяц мне надоело страдать. тогда я впервые заметила глаза Сергея. Мне показалось, что все это время он следил за мной, оберегал меня, понимал. Его взгляд сопереживал.
Через неделю мы «случайно» встретились после работы и пошли к метро. Но не к ближайшему, не на Фрунзенскую, а на Ленинские горы.
На следующий день Сергей ждал меня с цветами. Мы опять гуляли, но дольше и говорили откровенней.
Сергей Ляхов не был напорист в ласках. Он был робок, но завоеванные позиции держал крепко и с каждым днем хоть на сантиметр продвигался вперед.
Так к концу октября мы подошли к последней черте. Прямо об этом не говорили, но чувствовали, что оба готовы к самому главному.
Ноябрьские вечера проходили в нашем управлении как и везде: торжественное заседание с красным сукном и графином, концерт жалкой самодеятельности и танцы в полумраке, перед которыми все разбегались по кабинетам, звенели стаканами и возвращались в зал веселые, громкие и раскованные.
Еще утром Сергей предложил: «Давай не пойдем на собрание. Народу будет много. Не заметят… У меня будет ключ от девятого этажа. Я все подготовлю». Ни о чем не спрашивая, я радостно кивнула…
Девятый этаж, это огромное хранилище документов, где работал Сергей. Я уже бывала там несколько раз – нескончаемые стеллажи с коробками, полумрак, запах старой бумаги и несколько уютных закутков в дальнем конце.
Сергей свил наше первое семейное гнездо из подручных материалов. Между стеной и старинным письменным столом он уложил несколько телогреек, которые накрыл белыми халатами.
Последнее, что я хорошо помню: мы стоим с Сергеем рядом и смотрим на наше брачное ложе. Потом почти полный провал в памяти. Сумбур из ярких осколков: мы пытаемся раздеть друг друга, дрожащие руки, страх, жаркие беспорядочные действия, жажда, боль, восторг…
Сергей не успел мне сказать, но я думаю, что это было у него первый раз в жизни. Первый и последний. Второй нам не дали закончить…
Они вошли в хранилище стремительно, подгоняя друг друга грубыми шутками. Надвигающийся топот заставил Сергея вжать меня в телогрейку. Я почти ничего не слышала – уши утонули в складках халатов.
Их было пятеро. Они остановились у стеллажа всего в нескольких метрах от нас. Тот, кого остальные называли Титан, чувствовал себя хозяином. Он все время приговаривал: «Я его надежно спрятал. Сейчас сами увидите… Вот оно! Читайте. Только, как договорились, никому ни слова…»
Кто-то другой начал читать документ. Делал он это тихо и до меня долетали лишь отдельные фразы, самые важные, которые выделялись голосом, а иногда повторялись: «Завещание… Все оставил в усадьбе… Родовое гнездо Барковских… Только на добрые дела… Ключ от шифра…»
Потом они начали возбужденно спорить. Стало ясно, что ребята не совсем трезвые, а содержание документа опьянило их еще больше.
Мы затаились и ждали. Что нам еще оставалось? Если пятерка быстро завершит свои споры и вернется на танцы, то они вполне могут нас не заметить. Это если они сразу пойдут к выходу, а если кто-то сделает несколько шагов в нашу сторону… Почти вся одежда Сергея лежала на письменном столе, а наши ноги торчали из-под него.
Улучив момент, когда разговор за соседним стеллажом стал особенно громким, Сергей стал уползать вперед, продвигая и меня и груду телогреек.
Теперь в просвете между коробками я могла видеть этих ребят. Не всех сразу и не целиком, но я их узнала. Один из них, Вася Самсонов, работал вместе с Сергеем. Игоря Лабоду я знала по комитету комсомола. Другие лица мелькали в столовой, на собраниях…
Я успела заметить, что встреча пятерки завершается. Они разделили одну из бумажек на пять частей и распихали эти листочки по карманам. Основной документ был заправлен в большой желтый конверт и отправлен в коробку, а ребята начали выходить в центр хранилища.
Очевидно, нервы Сергея не выдержали: он приподнялся надо мной и стал стаскивать со стола свою одежду. Это ему удалось, но брючный ремень зацепил консервную банку с карандашами. Все это грохнулось на пол, зазвенело, покатилось.
Все остальное произошло мгновенно: топот ног в нашу сторону, тряпки, закрывающие мое лицо, злые крики, звук удара и обмякшее тело Сергея… Потом начали душить меня.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
