Мы не убегаем, о чем речь, Просто себя хотим уберечь.
Мы с парнями заканчиваем с посудой, и я иду наверх проведать остальных. Уже достигаю скрипучей ступеньки, когда слышу голос Джеймса.
– Я скучаю по тебе, Эстель. И очень переживаю за тебя.
– Джеймс, я отвратительна. Ты же знаешь. Я сумасшедшая и совершенно безнадежна, черт подери.
И пусть слова говорят одно, но отсутствие уверенности в голосе сообщает мне, что Джеймс достучался до нее.
– Ты очень милый псих и даришь мне лишь надежду. – Я улыбаюсь тому, насколько мой брат очарователен. – Останься со мной этой ночью, – продолжает он.
– Не могу. Я не готова. Я сказала себе…
– Просто поспать. Пожалуйста, останься со мной. – Когда он замолкает, я пытаюсь сообразить, как вернуться вниз и не издать ни звука. – Я хочу провести эту ночь с тобой на руках. Хочу чувствовать, как ты ворочаешься, и слушать, как ты храпишь и разговариваешь во сне. Я даже скучаю по тому, как ты во сне заезжаешь мне по лицу.
Она смеется.
– И я хочу обнимать тебя, когда ты видишь плохие сны, дрожишь, потеешь и убегаешь от чего-то.
Я опускаю голову. Оказывается, не только Крис делает это.
– Прошу, Эстель. Ты хочешь этого? Скучаешь по мне так, как я по тебе?
Еще одна пауза. Понимаю, что подслушивать нехорошо. Однако прямо сейчас не могу заставить себя уйти. Мне отчаянно хочется знать ее ответ.
– Как ты можешь быть таким милым? – произносит она пару мгновений спустя.
– Потому что я люблю тебя.
– Джеймс…
– Я люблю тебя, Эстель. Тебе не нужно ничего говорить. Просто позволь любить тебя, хорошо?
Мне кажется, я закричу, если она не ответит Джеймсу. Досчитываю до восемнадцати, когда, наконец, раздается голос Эстель.
– Ладно. Боже, какой же ты придурок. Но ладно.
Понимаю по интонации, что она улыбается.
И почти уверена, что они целуются или занимаются чем-то еще, что мне не хочется представлять. Сейчас эта парочка вряд ли меня услышит, даже если начать стучать тарелками под дверью, поэтому я снова спускаюсь вниз.
Эрик разговаривает по телефону, вероятно, с Заком. Проходя мимо меня, он касается моего плеча и одними губами произносит:
– Спокойной ночи.
Уже поздно, а микроавтобус, который доставит их завтра в аэропорт Бангора, приедет в шесть сорок пять утра.
Кажется излишним, что их отвезут на такси, но это вполне в духе Криса. Когда дело касается его нужд, он остается минималистом, а вот на остальных постоянно тратит деньги. У него такой же пикап, как и в колледже, но при этом он настоял, что для зимних дорог Мэна мне нужен новый внедорожник. После смерти отца Шепарды унаследовали приличную сумму, и, как глава семьи, Крис заботится о том, чтобы никто ни в чем не нуждался.
По собственному настоянию я использую свое наследство и страховые деньги, которые мы с Джеймсом получили от пожара, унесшего жизни наших родителей. Я оплачиваю расходы брата на колледж и большую часть ремонта и реконструкции этого старого дома. Однако мне трудно сдерживать Криса, который порывается делать все сам.
Статьи для журнала Новой Англии не приносят столько денег, сколько зарабатывает Крис. Его обязанности в национальном парке Акадия расширились, и теперь он занимает должность специалиста по управлению информацией. Он часто говорит о компьютерах, локальных сетях и тому подобном. Я не всегда понимаю, о чем речь, но Крису определенно нравится его работа.
Когда выходит Крис, я останавливаюсь в гостиной. Он кивает на веранду, и я прислушиваюсь. Сабин играет на гитаре, неторопливая печальная мелодия льется из-под ее струн. Крис берет меня за руку, и мы выходим на улицу.
Когда нас замечают, мотив ускоряется и раздается притопывание ногами.
– Здравствуйте, юные любовники!
На Сабине ковбойская шляпа, и его вид напоминает мне нашу первую встречу в студенческой столовой в колледже Мэттьюса.
В перерывах между аккордами он слегка приподнимает шляпу и подмигивает мне. Мы опускаемся на очень широкий плетеный шезлонг. Садясь между ног Криса, я лениво откидываю голову ему на грудь, слушая игру Сабина.
Когда звучит последняя нота, он кладет гитару и протягивает руку.
– Чаевые приветствуются. Вы же знаете, каково нам, голодающим артистам.
– У тебя на ужин было два лобстера и приличный стейк. Вряд ли ты голодаешь, – замечает Крис.
Сабин притворно надувает губы.
– Не мешай артисту предаваться печали.
– Кстати, об артистах, – вспоминаю я, – в газете видела, что скоро будут прослушивания в театр Бангора. Они играют «Отелло». Или «Гамлета». Или какое-то другое название из одного слова, я забыла. Тебе стоит попробовать. Разве ты не скучаешь по сцене? Много времени прошло с тех пор, как ты этим занимался.
Он откидывается на стуле.
– Ну, тут такое дело, ребята…
– Или, – прерывает Крис, – ты можешь принять мое предложение работы.
– Какая работа? – морщит лоб Сабин.
– Со мной в парке. Нужна помощь по зданию.
– О господи, ты что, шутишь? Пусть меня лучше местный гризли сожрет, чем я буду драить туалеты.
Крис вздыхает.
– Речь не о мытье туалетов. За лето ты освоил все виды работ по дому, так что отлично справишься и в парке. Это работа, причем оплачиваемая. Я подумал, что ты уже готов. Ну, знаешь, добавить своим дням распорядок.
– Видишь ли, – произносит Сабин с улыбкой, – прежде всего, я хотел бы поздравить вас обоих с попыткой вести себя как родители. Правда, отлично получилось. Но дело в том, что ни у кого из нас нет родителей, верно? Все они умерли, и нам не перед кем отчитываться. Так что, знаете, нам повезло.
Я ощущаю, как напрягается Крис.
– Какого черта, Сабин?
– Но это же правда. И не такая уж тайна. Я не пытаюсь вести себя как сволочь, но давайте называть вещи своими именами. Вы не должны чувствовать себя обязанными приглядывать за мной. Мне двадцать три, и я уже большой мальчик. Серьезно. – Его лицо смягчается, и он виновато смотрит на нас обоих. – Ладно, прости, прости. Дерьмово вышло. Я… ну хорошо, я собираюсь кое-что сказать и не хочу, чтобы вы сходили с ума или делали из этого трагедию. Вообще-то я собирался сказать завтра.
