Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Бабах – все, дом рухнул окончательно. И вскоре застучали ломы, кувалды, довершая разгром.
В этом сносе домов было что-то неотвратимое и печальное. Кирпичное сосредоточение жизни нескольких поколений обращалось в прах. Развеивалось вместе с кирпичной пылью пространство прошлого, оставаясь отныне только в старых картинах и фотографиях. А какие следы и память останутся от нас, от всех наших страстей, суеты, накала борьбы?
«Пусть вечным памятникам нам будет построенный в боях социализм», – писал Маяковский.
Тоже вариант. Но все равно как-то грустно от осознания того, что мы лишь волны на глади времени – прокатились, качнули лодку Бытия и ушли…
Эх, совсем минорные мысли меня в последнее время одолевают. Правильно Плужников говорил – пребывание в застенках настраивает на философский лад. А тут работать надо. А работа моя сейчас – глядеть в оба.
Воронов начал гундосо и едва слышно напевать под нос:
– Белая армия, черный барон снова готовят нам царский трон…
Есть у него дурная привычка – гундосить песни, особенно когда нервничает. Знал он их бесчисленное количество, напевал удивительно коряво. Впрочем, это его главная дурная привычка. В целом он мужик нормальный, характер где не надо не показывает.
Назначили его моим замом без моего ведома – до этого он в Секретно-политическом отделе заведовал отделением по монархистам и прочим осколкам былых времен. Понятно, что он будет присматривать за мной. Я не обижался. Работа такая. Доверяй – но только чуть-чуть, а проверяй основательно. На том стоим.
Отношения с ним сложились деловые и ровные. Они могли бы перейти в дружбу, но только не в нашей обстановке взаимного контроля.
Он был крепким агентуристом. По его информации мы неделю назад прихлопнули ищущую выхода на Запад антисоветскую группу из трех человек, свивших гнездо в Наркомате торговли. И вот теперь следующая серьезная реализация по его материалам.
Воронов закончил с песней о Красной армии и завел еще более гнусаво, в тональности лютеранской проповеди:
– И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет…
Из окошка вагончика был виден подъезд дома номер сорок семь. Тот самый, который нам нужен. Далековато, правда. Но у меня есть хитрый оптический прибор, который называется полевой бинокль. Немецкий, цейссовский.
– Так, наши в городе, – хмыкнул я, глядя на фигуру в габардиновом пальто с меховым воротником и в шапке-пирожок, бодрой походкой двигающуюся к подъезду.
– Барон, – кивнул Воронов. – Минута в минуту появился.
– Немецкая пунктуальность.
Гражданин в габардиновом пальто зашел в подъезд. Ну что, наша фигура, то есть секретный сотрудник Барон, в этой игре заняла свою клетку. Ждем ответную любезность от противоположной стороны.
Вскоре здесь должен появиться эмиссар из Европы. Как положено – с добрыми пожеланиями, инструкциями и деньгами. Это уже вторая встреча Барона с этим человеком. Первой предшествовала головоломная и сложная комбинация, которая неожиданно увенчалась успехом. Сложные комбинации часто дают сбой – их вдрызг разбивают всякие случайности и несогласованности, без которых не обходится ни одно дело. Но у нас пока все шло гладко.
Ровно неделю назад Барон встречался уже на этой явке с эмиссаром – высоким, худощавым, угрюмым, с военной выправкой мужчиной. В этом заморском гусе чувствовалась офицерская, еще царской закалки, косточка.
Первая встреча была ни о чем. Приглядывались друг к другу. Наш агент выступал от имени контрреволюционной боевой ячейки, нуждавшейся в средствах и направлении движения. Эмиссар обещал все это дать. В целом контакт прошел в атмосфере взаимопонимания и конструктива. И вот сегодня вторая встреча.
По ряду причин инициатор операции Воронов настоял на том, чтобы игру с эмиссаром не затевать. В прошлый раз мы отпустили фигуранта по соображениям тактики. Сегодня возьмем – живым и желательно здоровым. А дальше посмотрим на поведение. Тут два варианта. Или он будет работать на нас. Или суд – скорый и беспощадный. Чаще в таких ситуациях люди выбирают сотрудничество. Однако встречаются и крепкие орешки, для которых собственная жизнь менее важна, чем преданность делу.
– Минут через десять должен появиться эмиссар, – сказал Воронов и закашлялся – неделю уже ходил с бронхитом на работу.
Подобные встречи – это самая нервная сторона оперативной работы. Все время мы посылаем наших людей на эти встречи или сами кого-то встречаем. И постоянно долбит одна мысль – придет фигурант или не придет. Потому что «придет» – это удача, перспектива. А «не придет» – провал.
Колыхнулась занавеска в окне явочной квартиры. Значит, Барон наверху, подает сигнал, что все в порядке. Он тоже весь на нервах. Тоже ждет.
Предстоит силовое задержание. Сколько я их провел в своей жизни, и все равно нервозность присутствует. Может случиться что угодно. В успехе я уверен. Ребят наших вокруг много, вражина не уйдет. Но его надо взять живым. И чтобы он никого не подстрелил. А тут уже как получится. Никто не обещал нам безопасности и легкости бытия, когда мы подписывались на чекистскую работу…
Земля качнулась под ногами. По ушам ударил грохот.
Первая шальная мысль была – ломают очередной дом.
Но сознание моментом схватило, как строительным раствором, происходящее вокруг.
Звук был куда громче. А из дома, как раз над вывеской «Бакалея», выплеснулось пламя. Точнее, не просто из дома, а из окна явочной квартиры!
– Египетская сила! – ошарашенно воскликнул Воронов.
Только что, морозным январским утром 1939 года, на наших глазах взлетела на воздух явочная квартира антисоветского подполья.
Все, теперь у нас нет ни вражеского содержателя явки. Ни нашего агента Барона.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – подытожил я результат нашей операции…
Глава 6Окна моего кабинета выходили во внутренний двор здания НКВД на Лубянке. Там кого-то выгружали из машины. Три часа ночи, но система работает без устали и перерывов.
Воронов курил не переставая – нервно и угрюмо. А я пил чай из стакана, вставленного в массивный подстаканник – это серебряная вещица с символикой НКВД из кабинета со старого места моей службы.
– Ладно, не куксись, – сказал я. – Поводов для оптимизма мало. Но и рвать с горя на себе одежды тоже резона нет. Такая у нас работа – всяко бывает.
– Людей теряем, – нахмурился Воронов.
– А как ты хотел!
Я сделал большой глоток уже остывающего чая. И мысли мои поплыли куда-то в сторону. В совсем недавнее прошлое.
Мне подумалось, что после освобождения с точки зрения географии в моем положении мало что изменилось. Основное время все так же я проводил на Лубянке. Вопрос в фокусе зрения. Взгляд из камеры или из своего кабинета – это нечто сильно разное.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
