Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Когда Бобров вошел, Ося лежал с ногами на этом диване и в ожидании его читал какую-то книгу. На столе обосновалась палка полукопченой колбасы и батон хлеба.
— Что читаешь? — с интересом спросил Бобров.
Ося Гольдман читал все подряд, причем, с одинаковым интересом. Обсудить с ним прочитанное было одно удовольствие, и Бобров решил его не откладывать.
— Книгу о сильных, предприимчивых и решительных людях и их смелых поступках, на которые я никогда не решусь, — охотно ответил Ося.
— Как называется?
— Уголовный Кодекс.
Бобров оценил шутку и рассмеялся. Но потом вспомнил, что Ося может задать вопрос: откуда у тебя Уголовный Кодекс? Зачем он тебе? А кодекс Бобров приобрел, когда всерьез собирался сесть в тюрьму. Был такой момент в первый год его жизни в Чацке, когда Боброву стало особенно невыносимо. И он подумал, что лучше уж тюрьма, чем Чацк. И стал мечтать о том, как его посадят в одиночку, и он, человек без кожи, наконец-то обретет в этом мире покой. Но потом он встретил Нину и передумал садиться в тюрьму. От тех тяжелых дней и остался в его квартире Уголовный Кодекс Российской Федерации, который с интересом изучал теперь Ося Гольдман.
Бобров посмотрел на палку полупкоченой и сказал:
— Ося, а давай закажем суши.
— Барство это, — вздохнул Гольдман. — И потом: ну, какие в Чацке суши?
— Какие есть. Мы с тобой два закоренелых холостяка, а кушать хочется. Готовить ни ты, ни я не умеем. А колбасу я не хочу.
— Потому что ты барин, — сердито сказал Гольдман. И проворчал: — Ладно, звони, заказывай свои суши.
Бобров понял, что у него попросту нет денег. Большая Осина семья была похожа на галчат, разинувших рты. В эти жадные рты Ося клал почти всю свою зарплату, оставляя себе лишь незначительную сумму на карманные расходы как какой-нибудь школьник. Бобров знал это, но все равно говорил:
— Ося, возьми, наконец, ипотеку. Я не могу смотреть, как ты мучаешься. Ипотеку я тебе устрою, и даже денег добавлю на первый взнос.
— Добавишь к чему?
— Неужели у тебя нет никаких сбережений?
— Абсолютно.
— Вы какие-то ненормальные евреи, — злился Бобров. — Денег у вас нет, живете в бедности, в тесноте. Ты же умный мужик. Придумай что-нибудь. Вон у тебя, полные карманы наркоты. Кстати, откуда?
— Оттуда. Я же врач — психиатр. Мне на отделение дают.
— А почему ты зажимаешь эти таблетки? Они ведь для больных.
— Им не надо. Они счастливы.
Бобров еще больше злился, потому что не понимал, прикалывается Ося, или говорит всерьез.
— Гольдман, у тебя же отчетность. Ты не можешь вот так, совершенно безнаказанно красть у больных лекарство, которое сам же им выписываешь.
— Почему не могу? Могу. Это же Чацк, Андрюша. До областного центра далеко, до Москвы еще дальше. О нас никто не помнит, и мы тоже забыли, что есть на карте России. Живем своей жизнью, варимся в собственном соку.
— Не пора ли изготовить глобус Чацка? — язвил Бобров.
— Я знаю, ты не любишь мой родной город, а любишь свою Москву, — спокойно отвечал на это Ося, — но поверь, туда уже давно никто не стремится вопреки сложившемуся мнению. Никто кроме тебя, потому что ты там родился и прожил большую часть жизни. А нам и здесь хорошо. Кстати, хочешь таблеточку?
— Иди к черту. Я завязал с наркотой.
— Бывших наркоманов не бывает. Это я тебе как врач-психиатр говорю. Когда развяжешь, скажи. Я подберу тебе хорошее лекарство.
— Не вызывающее привыкания, да?
— Таких наркотиков не бывает. Это я тебе тоже, как врач говорю. Но я легко смогу выводить тебя из этого состояния.
— Сначала вводить, потом выводить… И в чем смысл?
— В том, что ты не будешь так нервничать.
Но Бобров не сдавался. Хотя все время нервничал. С тех пор, как в банке начали воровать, он был, прямо скажем, не в себе. Бобров боялся, что начнут проверять всех подряд, и всплывет его московское прошлое. Ему будут задавать вопросы. А он помог украсть у государства миллиард. И его за это не посадили. Значит, посадят теперь.
Вот и сегодня, заказав суши, Бобров невольно покосился на Уголовный Кодекс в руках у Оси. И Гольдман это почувствовал. Спросил:
— Что, опять?
Бобров уныло кивнул. Тему воровства из банковских ячеек «Счастливого» они с Осей не раз обсуждали. И даже пытались понять, как он это делает. Но до сих пор не поняли, хотя Гольдман был очень умен, да и сам Бобров не дурак.
— Кто на этот раз? — деловито спросил Гольдман, отложив УК.
— Раиса Шамсутдинова.
— Ого! И много взяли?
— Пока не знаю. Завтра вытрясу информацию у Протопопова, он тоже к Зиненкам собирается.
— Напои его, как следует.
— Это само собой.
— Сам-то не бухай.
— Сейчас или завтра?
— Ты вообще, Андрюша, не бухай. Тебе на Зиненках жениться.
Бобров поежился. Женитьба на Нине теперь не казалась такой уж заманчивой идеей.
— Слушай, Ося, а ты-то, почему не женат?
— Женитьба это рабство.
— Все у тебя рабство. Ипотека — рабство. Женитьба — рабство.
— Так ведь солнышко пригрело, — как кот прищурился Гольдман. — Перееду на дачу, буду ездить на работу на велосипеде. Высплюсь наконец-то. Так, глядишь, и лето пройдет.
— Ты, Гольдман, просто пофигист. Не хочешь ты ни жену, ни детей, ни квартиру. Вон, наркотой карманы набил, и тащишься от этого. Ладно бы сам употреблял. Так нет. Тебе, как скупому рыцарю, достаточно держать в руках ключи от рая, но сам рай не нужен. Напротив, тебе комфортнее в аду, но с ключами от рая в кармане. Ты, черт знает, что такое, Гольдман. Наливай, что ли, — грубо сказал Бобров, и достал из холодильника бутылку водки.
— Я вижу, ты не в настроении, — вздохнул Ося и потянулся к бутылке. — Ну, давай обсудим, что там у вас случилось?
— Мы с тобой уже сто раз это обсуждали. А толку чуть.
— Не скажи: статистика растет. А суммы? Суммы увеличиваются?
— Нет, он очень осторожен.
— Но на этот раз все гораздо серьезней. Шамсутдинова я знаю, мужик серьезный. У него наверняка есть тетрадка, в которой все записано. Сколько денег лежало в ячейке, в какой валюте. Жена у него по струнке ходит. Ее, конечно, можно попробовать обвинить в том, что деньги она просто переложила из ячейки в карман, и заявила директору банка о краже. Да только Шамсутдинов в это не поверит. Он мусульманин, Андрюша. Даже если он не ходит в мечеть, не режет баранов в курбан-байрам и сидит в городской администрации вместо юрты, он все равно обрезан и чтит Коран. Значит, он мусульманин, и в его семье домострой. Завтра он поднимет всех на уши. А связи у него большие. Плевал он на наши законы, у него свои. Он по шариату живет.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
