Книга Сахар на дне - Маша Малиновская

Когда я вышла из палаты Шевцова, то почувствовала, как взмок на спине халат. Я пыталась с невозмутимым видом задавать ему необходимые вопросы, но выдерживать взгляд не всегда получалось. Когда я спросила, как он спит, как часто снятся ему кошмары, то в ответ получила лишь хмурый взгляд. Алексей явно не хотел отвечать.

Что ж, основные выводы я сделала: сознание не спутанное, логическое и абстрактное мышление не нарушены, скорость реакции и связная речь в норме. О наличии и степени ПТСР судить пока рано.

Поблагодарив за беседу, я попрощалась и вышла, ощущая, как жжёт между лопаток от его взгляда. Прошло только два часа рабочего времени, а я уже устала, будто сутки отработала.

Саша сегодня весь день сообщениями забрасывает. Извиняется за резкость. Что уж тут, мне тоже есть за что извиняться. В последнее время я стала очень раздражительной. Наверное, волнение сказывается из-за работы. В июне были ГОСы и защита диплома, а весь август практика, да как на иголках: возьмут — не возьмут. Теперь вот ещё Шевцов объявился. Но Саша же не виноват во всём, что со мной происходит, а я прямо как стерва какая-то.

«Хочешь, я тебе на обед завезу что-нибудь?» — новое сообщение от Терентьева.

«Было бы неплохо, я как раз забыла контейнер с едой дома»

«Что-нибудь сладкое? Или роллы?»

«И то, и другое. Предупрежу охрану»

Потом отправляю пару улыбающихся смайликов.

И всё-таки Саша заботливый. Даже несмотря на некоторые сложности его характера, но у кого их нет?

С Терентьевым мы переписывались с первого курса, а после четвёртого стали встречаться. Виделись первый год редко, потому что Саша жил и учился на другом конце города. А как год назад закончил институт, перебрался поближе. Предложил жить вместе, квартиру снимать. Но я пока не готова к такому шагу, слишком уж это как-то… Рано, что ли. Но с этого момента между нами появилось напряжение. Саше непременно стало необходимо знать, где я и с кем. Ему то Лиза не нравится, то преподаватель у меня в академии слишком молодой. И постоянные звонки. Может, конечно, он просто волнуется, но меня такой контроль душит.

Я заканчиваю оформление протоколов бесед, раскладываю по картам и устало откидываюсь на кресле. Нужно менять распорядок дня, иначе долго в таком напряжении не протяну. И спорт добавить однозначно нужно. Уже сколько себе обещаю, что начну бегать или хотя бы зарядку регулярно делать, но всё никак. Причины находятся, но настоящая из них одна — лень.

Саша присылает сообщение, что уже на перекрёстке, и минут через пять будет у входа. Я поправляю причёску, немного пригладив непослушные волны у лица, и выхожу на улицу.

Дождь закончился, ветер стих. Погода установилась изумительная. Я глубоко вдыхаю запах мокрой листвы и прислушиваюсь к чириканью птиц в саду вокруг госпиталя. Почему мы так редко обращаемся к природе? Не зря же многие древние труды говорят, что исцеление вокруг нас, стоит лишь протянуть руку.

— Отличная погода, не так ли?

Я вздрагиваю от неожиданности, но ещё больше от самого голоса. Распахиваю глаза, уставившись на сводного брата. Он расслабленно стоит под соседним деревом. Светлые свободные больничные брюки и белая футболка резко контрастируют с руками, обвитыми чёрными татуировками. Повязку с головы уже сняли, оставив только накладку на глаз. Шевцов курит, стряхивая пепел себе под ноги.

— Тебе ещё нельзя выходить, зачем ты… — во рту сразу становится сухо.

— Ты сказала, я могу ходить.

— Да, — теряюсь почему-то, — если очень нужно…

— Вот мне и нужно.

Я смотрю, как его губы выпускают сизый дым, цепляю взглядом дёрнувшийся кадык. Алексей берёт сигарету в другую руку, а эту засовывает в карман. Упругие мышцы перекатываются под футболкой, напрягаются.

Господи, почему мой мозг так фрагментарно режет картинку перед глазами? И почему я просто спокойно не могу смотреть Шевцову в лицо. Отвожу глаза, как только наталкиваюсь на тёмный взгляд. И куда отвожу? Ещё хуже. Что он подумает?

— Голова не кружится, не тошнит? Ты ещё и куришь, — пытаюсь собрать расползающиеся мысли.

— Бестолочь, прекрати. Хватит твоих докторских штучек, — нетерпеливо прерывает он меня.

— Я твой врач, один из них, — проглатываю оскорбительное прозвище. — И несу за тебя ответственность.

— Со мной всё прекрасно, — резкий ответ.

И тут меня сзади обнимают тёплые знакомые руки, но я испуганно дёргаюсь.

— Привет, — говорит Саша и целует меня в висок. Но смотрит на Шевцова.

Спиной я чувствую, что Терентьев напрягается.

— Твой пациент?

Я выворачиваюсь из Сашиных объятий, становясь между парнями. Ситуация знакомая, и я снова чувствую себя маленькой неуверенной девочкой. Я помню, как в тот раз парни смотрели друг на друга. Но сейчас всё изменилось.

— Это мой брат Алексей. И да, он сейчас проходит лечение в нашем госпитале.

Мужчины снова смотрят друг на друга. Саша напряжённо, а Шевцов… Шевцов смотрит так, как смотрел всегда — с яростью, с ледяным превосходством и хмурой враждебностью. Как и в прошлый раз, он не протягивает руки и даже не произносит ни звука.

Пауза затягивается и мне становится неловко.

— Лёш, тебе пора уже в палату, там медсёстры сейчас будут манипуляционный обход делать, — мой голос тоже напряжён, и лёгкое дрожание выдаёт это.

Шевцов выбрасывает в урну недокуренную сигарету и молча уходит. Мне бы с облегчением выдохнуть, но как-то всё слишком легко прошло.

— Итак, брат.

Я разворачиваюсь к Саше, пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто.

— Да. Сводный. Это сын Виктора.

— Я его помню.

Мне не нравится, когда Терентьев так на меня смотрит. Будто я сделала что-то плохое, а он, как оскорблённая сторона, меня распинает.

— И где мои роллы? — пытаюсь перевести тему, улыбаюсь.

— Держи. Приятного аппетита.

Саша всучивает мне пакет и, развернувшись, уходит. А я даже не хочу его догонять. Почему? Что не так я сделала? Поэтому просто стою, пока не слышу щелчок турникета. А потом выбрасываю опротивевший пакет в ту же урну, откуда дымит окурок, брошенный Шевцовым.