Если он и удивлен погодой, то никак этого не показывает. Бодро вышагивает по залитому водой настилу. Капли отскакивают от его спины, плеч, жесткому капюшону, вытянувшемуся надо лбом наподобие козырька.
Безошибочно определив наше местоположение, он входит в укрытие, где сразу становится чересчур тесно. Смотрит поочередно на меня, отбивающую зубами замысловатый ритм, и Тимериуса, тоже мокрого, но счастливого, и недовольно качает головой. Его куртка не выглядит хоть сколько-нибудь промокшей.
— Режим «сушка». Зря я отключил авторегулирование транс-форм. Какой смысл тратить миллионы на обмундирование, если вы не можете позаботиться о себе во время дождя?
Верно, я совсем забыла, что наши костюмы — больше, чем просто одежда. Ткань начинает нагреваться изнутри, и спустя полминуты полностью просыхает. Вроде, я даже вижу белый дымок пара, смешавшийся с влажным воздухом Атлантиса.
— Ммм. Чувствую запах свежеиспеченных дев, — мечтательно прикрывает глаза Никель.
Я в ответ чувствую нарастающее раздражение. А ведь собиралась поблагодарить его! На мой взгляд, шутки в этой дикой ситуации совсем не к месту.
Тимер молчит, всем своим видом возмущаясь самоуправством Никеля — чувствует, в свою очередь, что мокрым ему было гораздо комфортнее. Атланты влаги не бояться.
— И долго нам здесь ждать? Неужели не лучше было остаться внизу? — перехожу я в наступление. Когда не знаешь, как сделать лучше, просто найди виноватого. И в восьми случаях из десяти им будет бывший муж. Проверенный способ.
— А мы не будем ждать. Тимериус, не найдется ли здесь какого-то, кто бы согласился отвезти нас до плавучего острова? Нелегально, само собой?
— Если за это заплатят полновесную, тоже нелегальную, но обязательно в валюте Атлантиса, сумму, то найдется. Я могу поискать.
Никель закатывает глаза.
— Иди же. Мои карманы полны пиастрами (1).
Тимериус возвращается минут через двадцать: я к тому времени уже уверена, что встречу на станции свои последние часы, а Никель смотрит на море с отчаянной решимостью, словно решаясь отправиться со станции вплавь.
— Я нашел ЕГО, — заговорщицки подмигивает Тим, — девятый док.
Будущий капитан нелегального плавания, пожилой атлант, поджидает нас у причала. Судя по его виду, ему абсолютно все равно, что перевозить: контрабанду, вещи, разбойников; плыть ли вообще или героически тонуть. В его глазах плещется безрассудство истинного, просоленного вплоть до костей морского волка. Лицо покрыто сетью глубоких морщин, а длинные седые волосы заплетены в тонкие, спутавшиеся до такого состояния косы, что в них трудно опознать рукотворную прическу.
Отойдя в сторону, они с Никелем и Тимериусом долго перешептываются, жестикулируя и периодически повышая голос. Хозяин судна протягивает руку в сторону выходящего из берегов моря, в его интонациях слышится сомнение. Никель показывает на карманы (предположительно, набитые деньгами), и колебание старого атланта сменяется горячим энтузиазмом.
Его кораблик, не менее маленький и дряхлый, чем он сам, зависает над основанием дока. В подвешенном состоянии его поддерживают массивные цепи, протянувшиеся от стен отсека к потемневшим от времени и постоянного контакта с водой бортам.
Само собой, ржавое суденышко — именно то транспортное средство, которое приготовила нам судьба для начала покорения водного мира. Я уже даже не удивляюсь.
— Дамы вперед! — Ник подталкивает меня к кораблю.
В его исполнении галантность принимает неправильную, извращенную форму. Подозреваю, делается это с расчетом, что хлипкая посудина не выдержит двух пассажиров, и погребет меня под обломками. Стараюсь не смотреть вперед, где за кармой корабля вздрагивают под напором волн высокие герметичные ворота находящегося ниже уровня моря дока. Док похож на огромную железную камеру, оберегаемую от суровой мощи океана тонюсенькой заслонкой. Я осторожно поднимаюсь по шаткой лесенке, держась за скользкие перила. Капитан, чуть ранее вбежавший на корабль с удивительной прыткостью, уже вовсю орудует в рубке. Вспыхивают желтые лампы под потолком, загораются мониторы, с громким ревом оживает двигатель под палубными досками.
— Безопасно ли плыть в такой шторм? — спрашиваю я капитана, но тот не обращает на меня ни малейшего внимания, пробегая пальцами по панели управления, кнопки которой затерты до такого состояния, что в них образовались углубления.
— Он не знает набилианского, — вслед за мной поднимается Тимериус. — Говори на его языке.
Ну да, я же теперь знаю атлантийский, благодаря комплексному апгрейду мозга перед путешествием.
— Тьерро сканди уно виста бо? — медленно и членораздельно повторяю первую пришедшую на ум фразу, вовсе не уверенная, что не послала капитана к морскому дьяволу.
— Хаска туро, мьего лисса, виз ла шейк? — отвечает капитан.
«Что вы, прекрасная лисса, разве ж это шторм? Просто волнения»: смысл чужестранных слов проясняется благодаря встроенному в чип переводчику.
Кажется, атланты правы: буря все же стихает. В шуме дождя намечается степенность, размеренность. Удары волн об заграждения перестают внушать дикий страх, брызги больше не хлещут.
Последним в рубку вбегает Ник.
— Все готовы? — кричит он. — Спускаемся на воду!
Словно повинуясь его команде, заслонка ворот ползет вверх. Мощная река устремляется в образовавшееся отверстие, быстро заполняя отсек, с силой ударяется в корму корабля, заставляя его раскачиваться на цепях. Звуки происходящего сливаются в несусветную какофонию: стучит лебедка в стенах дока, ревет беснующееся море, скрипит и стонет маленькое судно.
— Освободите корабль! Освободите корабль! — громоподобно кричит капитан, навалившись на руль тщедушным телом.
Я в ужасе. Он сошел с ума! Как мы его освободим, если внизу вовсю бурлит море?
Спутники оказываются догадливее меня и подбегают к креплениям, держащим судно в подвешенном состоянии. И не успевают. Левые тросы отцепляются сами, корабль летит в противоположную сторону, заваливаясь на бок. Поднятая волна ударяется в стену отсека, рассыпаясь целым ворохом пены, заливает окна в рубке. Я визжу от страха, пытаясь удержаться в вертикальном положении, Ник с Тимериусом хватаются за борта, чтобы не вывалиться наружу.
— Варисса, мать твою! — орет Никель, — перестань!
Едва корабль выравнивается, оставшиеся тросы тоже опадают, но уровень воды, поднявшийся до ватерлинии, уже держит его на плаву.
Море продолжает заливать док, пока не выравнивается по высоте со штормящей пучиной снаружи, и тогда ворота поднимаются полностью, раскрываясь мрачным, неприветливым зевом.
Под натужный рев мотора и развеселое пение капитана, судно смело устремляется в открытое море, навстречу ночи, темным, ходящим ходуном водяным холмам и бьющим наотмашь брызгам.
3. Под крылом у флибустьера
