Вадим с переноской ушел в комнату. Я осталась в дверях, хотя Роман и прислонился к стене, чтобы я могла пройти следом за Орловым. Минута прошла, пошла вторая… Что Вадим там делает? Упрашивает кота залезть в сумку? Совсем дурак… Схватил, сунул и пошел.
— А что с квартирой будут делать? — спросила я, чтобы не молчать.
Роман лениво перевел на меня взгляд — гаденький, ничего не скажешь. Явно оценивает мою кредитоспособность. И голос, как у Матроскина — а вы с какой целью интересуетесь, вы случайно не…
— Сдавать будут, — отрезал агент без всякой прелюдии и отвел взгляд, явно мной больше не интересуясь.
А меня как подорвало.
— А почем сейчас такие квартиры сдаются?
Снова этот взгляд, а через секунду уже другой: не лучше, просто другой.
— Зависит, в каком состоянии она выйдет на рынок. В таком ее вряд ли кто-то снимет за нормальную цену. Все-таки это двушка. Значит, снимать будет семья с детьми, — и вдруг он замолчал на секунду и снова просканил меня от макушки до грязных полуботинок оценивающим взглядом. — А вы ищете съем? Какой у вас бюджет?
Кажется, я покраснела. Во всяком случае, мне вдруг стало жарко, и я вспомнила, что оставалась в помещении в шапке.
— Это просто планы, — послышался голос Вадима. Он стоял в дверях с сумкой на плече и потирал разодранную руку. — Мы ничего сейчас не ищем.
Я оторвала взгляд от царапины и подняла его к пустым глазам.
— Двадцать штук, — возмутился вслух мой внутренний голос. — У нас есть шанс найти двушку?
Роман хмыкнул, но тут же заговорил довольно бодро:
— Шанс есть всегда, и зависит он от того, чем вы можете поступиться.
— Ну… Детей у нас нет, так что ремонт не самое важное. Нам важнее близость к работе. Вот эта квартира идеально подходит нам обоим.
Я не врала. Нисколько. До библиотеки две небольшие остановки, а до парикмахерской так вообще одна, пусть и немного длинная, но бодрым мужским шагом…
— Ир, пойдем, — недовольно буркнул Вадим и почти снес мне плечо кошачьей сумкой.
— Вот, — Роман сунул мне под нос еще одну визитку и ручку. — Напишите свой телефон. Я позвоню, обсудим детали.
Вадим повернулся еще раз и, видимо, с радостью, выбил бы у меня из рук ручку, но я уже прижала визитку к двери в туалет и корябала на обороте номер своего мобильника.
По лестнице мы спускались молча, но на улице Вадима прорвало. Он, наверное, впервые орал на меня. Пусть и без всяких там выражений, но довольно жестко:
— Что ты вперед паровоза лезешь?! Мы ничего не решили! Ничего! Я не хочу выкидывать деньги, потому что у тебя что-то там подгорело по поводу моей маман, которую ты вообще не знаешь. Твоя сестра спокойно живет с родителями, а ты откуда такая взялась? Есть лишние деньги, давай в Доминикану съездим. А чего нет-то?!
А я ничего и не говорила. Мне не давали на это времени. Никакого!
— Ты ставишь мне дурацкие условия. С какой стати я должен на них соглашаться?! Понимаю, если бы с моей маман было действительно невыносимо жить, но ты даже не попыталась. Так что, знаешь, Ир, я ничего не собираюсь снимать, поняла? Хочешь жить вместе, будем жить у меня.
— На одной кухне с твоей матерью…
— Да… Только тебе на кухне ничего делать не придется. Уверен, что она даже не будет против твоих учеников. Хочешь, прямо сейчас пойдем с ней поговорим?
Я сглотнула горькую слюну. От этой мысли меня тошнило, но Вадиму не было до этого никакого дела.
— У нас кот…
— Забыл, — он дернул плечом и задрал рукав куртки: царапины были глубокими. — Гаденыш! Я его так аккуратно брал…
— Пойдем домой, я тебя йодом намажу.
Во рту все равно оставалось противно, и я вытащила из кармана витаминные леденцы, которые сосала всю весну. Сейчас у меня не авитаминоз. Сейчас у меня много хуже — а любовь. Орлов, я, кажется, тебя ненавижу!
Глава 5: Свои проблемы и чужой кот
Я запретила себе думать про спецпредложение Вадима. Чтобы спасти себе нервы и вечерние уроки в библиотеке. Спокойно, спокойно… Дыши глубже… Ему было просто больно из-за царапины, вот он и брякнул, не подумав… Вечером, обо всем этом я подумаю вечером, а лучше завтра, когда передам кота в надежные руки. Наши руки ему совсем не нравились.
По совету Тони мы оставили переноску в темном углу, открыли и ушли… Недалеко. Из любопытства то и дело заглядывали в комнату. Кот не выходил, а мне очень хотелось на него посмотреть. Пока я знала лишь одно: он большой и серый.
— Ссать захочет, выйдет, — разозлился через час Вадим, явно недовольный тем, что я оставляю его один на один с царапучим зверем.
Лоток и миска были полные. А у меня до урока оставались считанные минуты. Я снова не чмокнула Вадима и нарочно громко хлопнула дверью. Но не для него, а для кота — может, бедняга решит, что ушли оба незнакомых человека, и выйдет наконец из сумки?
Все уроки я снова упрямо думала о коте и даже не сразу нашлась, что ответить, когда ко мне подошла мамашка и заговорила про дополнительные занятия с ее сыном.
— Давайте поговорим об этом через месяц. Я, скорее всего, перееду, и у меня появится возможность преподавать на дому…
В тот момент я почему-то думала про квартиру кота, а не трехкомнатные хоромы Марины Александровны. В ее присутствии я точно не смогу преподавать, весь английский напрочь забуду! Орлов не может говорить серьезно про совместное житье с его матерью, не может!
— Твой кот так и не вылез!
На часах восемь вечера. Почти пять часов в сумке. Что за фигня?
— Тоня, что мне делать? — чуть ли не заплакала я в телефон, даже не разувшись.
Голос на другом конце мысленного провода хмыкнул.
— Ира, представь себя на месте кота…
Спасибо, не надо!
— У кота стресс, и он нифига не понимает, что происходит, где его хозяйка, которую унесли от него люди, пахнущие какой-то гадостью, и кто эти новые люди, он тоже не понимает. И куда в принципе его тащат и зачем… Ира, ты меня слышишь?
Я кивнула и добавила в трубку на американский манер:
— Аха… А нам чего делать?
— Не обращать на кота внимания. Сделайте вид, что его нет.
Этот совет пришелся Вадиму по душе.
— Давай киношку посмотрим.
Я отвернулась к окну и вздрогнула от мысли, что безумно хочу постирать занавески. Прямо сейчас. О чем и сообщила Вадиму с просьбой снять их с карниза.
— Зачем, когда ты съезжаешь…
Это вопрос или констатация факта? Он за меня все решил? Теперь я вздрогнула от злости.
— А я еще ничего не решила.
