– Друзья, коллеги, – начинает он словно играючи, – сегодня у нас не просто собрание, а юбилейное событие. Ровно пять лет назад в этот день в Корпорации был создан отдел нейроморфных исследований, как вы все хорошо знаете, задачей которого является изучение возможностей человеческого мозга и влияния различных факторов на человеческий мозг.
Я слушаю вполуха, наконец, примостившись на сиденье по левую руку от Агафии.
– Ты чего опять впритык? – спрашивает она шёпотом на фоне говорящего Поша.
На её лице недоумение. Я бы мог не реагировать, но она точно чувствовала себя смущённой, когда просила никого не садиться рядом с ней. Мне следует извиниться, но я не хочу, поскольку формально я не опоздал, а пришёл вовремя. Я и без того частенько работаю дома до полуночи, доделывая отчётную работу или возясь с образцами в домашней исследовательской лаборатории.
– Эмм, да маме звонил, – отчего-то вру полушёпотом я, слегка розовея. – Нужно было.
Мне не хочется врать, но приходится. В этом обществе будто бы не получается без лжи. Тебя так зажимают неудобными вопросами и упрёками, что врёшь с каждым днём всё больше, это становится частью обыденности. В центре все должны быть идеальными и иметь безукоризненную репутацию. Я не знаю, отчего я вру больше – от желания казаться лучше, чем я есть на самом деле, или оттого, что боюсь быть отвергнутым этим элитным обществом и навсегда брошенным в трущобах без малейшего шанса для себя и Никсы.
– Ты успел сегодня посмотреть план работ? – шепчет следующий вопрос Агафия.
Её шелковистые, смоляные длинные пряди спадают на плечи, а ореховые глаза сияют живым огоньком пытливого ума. В коже Агафии заметен лёгкий кофейный оттенок. Она блестит в солнечном свете, бесцеремонно разбрасывающем свои лучи через оконный проём. Она единственный человек, который способен искренне говорить со мной. Но даже она будто бы успела покрыться налётом чопорности и надменного безразличия к своим двадцати четырём годам.
– А, понятно. Сегодня объявят… – Она не успевает дошептать.
Тод толкает локтем Агафию в правый бок, она тотчас разворачивается и одаривает его сердитым взглядом. Он задирает бровь, хмурится и едва заметным движением головы указывает в сторону говорящего начальника отдела. Мы оба смолкаем.
– В этом году мы запускаем новый масштабный проект, уважаемые коллеги, – продолжает вещать начальник Пош, – по нейроуправлению дистантными объектами с помощью трансляторов волновой активности мозга.
«Что-то знакомое, – проносится в моей голове, – говорят же про нашу разработку». Мои мысли где-то далеко. Зря я соврал Агафии, что говорил с мамой. Мой мозг теперь прокручивает воспоминания о доме, о маме, о Никсе. «Совсем забыл. Нужно забронировать билет на поезд до нашего района. В выходные я еду в родную квартиру», – думаю.
– Занимается этими исследованиями вместе с написанием дипломной работы по этой же теме мистер Коулман, – глядя в мою сторону и хитро улыбаясь, произносит Пош. – Мистер Коулман у нас главный претендент на то, чтобы возглавить лабораторию нейроуправления дистантными объектами силами нашего мозга.
«Что?! – разрывается внутри меня. – Возглавить лабораторию?!!»
– Мистер Коулман, приподнимитесь, пожалуйста, пусть все на вас посмотрят, – глядя на меня в упор, просит начальник Фредерик Пош.
Я встаю, заливаясь краской. Мой взгляд косится вправо на Агафию. Вообще-то это она должна возглавить лабораторию, она старше и опытнее. Мне будет девятнадцать, а ей уже двадцать четыре. Она намного дольше меня работает в Корпорации. Я стараюсь не вглядываться в выражение её глаз. «Чёрт, всё равно поймал», – думаю я, больно прикусывая губу. В её взгляде читается недоумение вперемешку с растерянностью, такой, какая случается обыкновенно с людьми, ожидавшими услышать нечто совсем иное, касающееся их самих.
– Так вот, мистер Коулман, – продолжает Пош, – может возглавить лабораторию в случае, если успешно сдаст выпускные экзамены, которые у него через три… эээ, верно ведь? Или четыре?.. – уточняет он.
– Что? – не сразу соображаю я, но тут же вдруг включаюсь и отвечаю: – Через двадцать четыре дня.
– Ну и славно. Мы желаем успехов мистеру Колуману, – подбадривающе произносит Пош. – Садитесь, пожалуйста.
Я выпалил число двадцать четыре, потому что каждый день отсчитываю дни до начала экзаменов. Самого значимого события в моей жизни. От них зависит всё дальнейшее в моей судьбе. Работа, карьера, жизнь в Центральном округе и, конечно, судьба Никсы.
Ещё несколько минут начальник говорит о приоритетных исследованиях, о планах по выделению дополнительных средств отделу. Все сидят с каменными лицами и молча слушают, даже Агафия. Я могу лишь догадываться, о чём она думает.
В конце собрания все тихо, почти бесшумно поднимаются со своих мест и начинают расходиться. Первым встаёт из-за стола Карвин с бледным, как белая мука, лицом и зализанными набок тёмно-русыми волосами. За ним поднимается Тод, почти одновременно с ним встаёт Агафия. Я сижу не шелохнувшись, пока не остаюсь один на один за столом с начальником, всё ещё окаменелый и даже испуганный.
– Это личное распоряжение главы корпорации, – кивая и улыбаясь, говорит мне начальник Пош, просматривающий очередной отчёт на поверхности стола с его стороны.
– Да, спасибо.
– Мы в вас верим, мистер Коулман, – последние слова Поша перед тем, как он встаёт и уходит.
Я тоже медленно поднимаюсь и выхожу. В голове нервом натянуты несколько мыслей о том, что делать дальше. «Какое вообще дело президенту самой большой Корпорации до меня? – встревоженно думаю я. – Может, Пош всё врёт, чтобы меня как-то взбодрить? – проносится следующая мысль. – Да вроде Пош не такой человек. Во всяком случае не замечал за ним такого».
Я следую дальше по коридору, направляясь в сторону нашей лаборатории. Ворох тревожных мыслей продолжают вертеться в голове. Я не боюсь ответственности, нет, напротив, я хотел бы повышения, но сейчас оно меня пугает. Опыта ещё совсем мало в моей практике. Да и если само высочайшее руководство обратило на меня внимание, значит, должность ответственная. «Или, быть может, им нужно найти крайнего, – всплывает в сознании, – человека, на которого можно будет свалить неуспех всего проекта. Вот и нашли молодого и неопытного меня. И всё! Конец карьере! Скажут, что опростоволосился, и уволят в лучшем случае, а ещё ведь и в тюрьму посадить могут за какое-нибудь нецелевое расходование выделенных средств. Никому не докажешь, что деньги тратил на дело, а что-то пошло не так». Глаза мои бегают по полу, когда я пересекаю входной проём, ведущий в лабораторию.
Последующие несколько часов невероятно утомительны, в голове копошатся мысли. На Агафии лица нет. Она держится молодцом, выдержки ей не занимать, сама ещё одолжит тому, кто попросит. Но бледность и лёгкая рассеянность выдают её внутреннее смятение. Она старается мне даже улыбаться, когда я спрашиваю, где взять тот или иной передатчик сигналов из мозга.
