Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Хотя бывают моменты, когда все налаживается. Сдвиг еще не наступил, возможно, он никогда и не наступит, но иногда мои мозги встают туда, где им положено находиться. Это случается частенько, так что я не теряю надежды. Когда я переживаю один из таких моментов (я называю их «Ложные Сдвиги»), то всегда должен поесть, хотя не всегда это делаю: иногда я из какого-то тупого упрямства пытаюсь воспользоваться временным улучшением и, пока мозги на месте, стараюсь переделать как можно больше дел, забывая о еде. И тут все – приехали к тому, что было. Но если уж мне становится лучше, тогда еде несдобровать – смету все. Яйца и гамбургеры, картошку фри и мороженое, мармелад и хлопья, печенье и брокколи, даже лапшу с соусом. Мне без разницы, я слопаю вас всех! Я, Крэйг Гилнер, заберу вашу силу. Когда еще мой организм наладится и я снова смогу есть, я не в курсе, так что сожру вас всех прямо сейчас, не откладывая.
Как же приятно. Человечек со своей веревкой исчезает, и я ем все подряд. Наверное, он занят тем, что ест все сыплющееся сверху, носится туда-сюда, как курица с отрубленной головой, а голова в это время валяется на полу и жрет сама по себе. Я впитываю еду каждой клеткой, и они наслаждаются этим, благодарят мой мозг за пищу, я улыбаюсь, я сыт и счастлив; я сыт, я работоспособен, я могу сделать все что угодно. А теперь самая приятная часть – когда я поем, я снова могу спать, и я сплю как положено, как охотник, который притащил домой добычу… Но потом я просыпаюсь, и человечек внутри снова на своем месте, затягивает веревку на желудке. Даже не знаю, что привело к Побоищу еды. Это точно не из-за травки. Не из-за девочек. И не в семье дело. Я начинаю думать, что причина в обмене веществ, а значит, нужно ожидать Сдвига, но его все нет и нет.
Шесть
Весной не бывает закатов. Почти стемнело, только тонкая серая полоска догорает на краю неба. Деревья отяжелели от дождя, и мелкая морось сыплется на меня сверху, когда я наконец добираюсь до дома. Я устремляюсь к двери и давлю на протертую до бронзы кнопку – самую затертую во всем доме.
– Крэйг, ты?
– Привет, мам.
«Бз-з-з» – гулко разносится по вестибюлю. Хотя «вестибюль» – это громко сказано, скорее почтовый угол, потому что это просто закуток с почтовыми ящиками. Я распахиваю одну дверь, потом вторую. Дома тепло, пахнет выпечкой. Собаки выбегают навстречу.
– Привет, Руди. Привет, Джордан.
Собаки у нас мелкие. Имена им дала моя сестра, сейчас ей девять лет. Руди – метис, папа говорит, что он помесь чихуахуа и немецкой овчарки, короче, плод какого-то дикого собачьего секса. Надеюсь, овчарка была мальчиком, потому что девочка-овчарка вряд ли осталась бы довольна. У Руди заметная аномалия прикуса, он выглядит так, будто это не одна, а две собаки, причем одна из них кусает голову другой снизу. Но девушки, которых мы встречаем на прогулке, просто обожают его и заговаривают со мной. Впрочем, они быстро понимают, что я еще мелкий, или у меня не все дома, или то и другое сразу, и проходят мимо.
Другая наша собака – тибетский спаниель Джордан, похожий на маленького коричневого льва. Он мелкий, симпатичный, но совершенно чокнутый. Эту породу вывели на Тибете для охраны монастырей. Когда Джордан попал к нам, он немедленно сообразил, что наш дом – это монастырь, ванная – это святилище, а мама – настоятельница. С тех пор стоит кому-то приблизиться к маме, как Джордан бросается ее защищать. Когда она по утрам идет в ванную, он непременно сопровождает ее и сидит на шкафчике возле раковины, пока она чистит зубы.
Джордан облаивает меня. Он стал это делать, как только у меня начались проблемы с головой. Но мы об этом помалкиваем.
– Как сходил к доктору Минерве, Крэйг? – говорит мама, выходя из кухни.
Она высокая, до сих пор не потеряла стройности и с каждым годом выглядит все лучше. Знаю, звучит странновато, но какого черта: так уж получилось, что эта потрясающая женщина к тому же моя мать. Просто поразительно, насколько все более уверенной и величественной она становится с годами. Я видел ее фото времен учебы в универе – там ей до этого далеко. Отец же все эти годы выглядит так, что с женитьбой точно не прогадал.
– Все… нормально.
Я обнимаю маму. Она окружила меня такой заботой с тех пор, как я заболел, куда я без нее, я ее люблю и говорю об этом постоянно, хотя с каждым разом слова потихоньку выцветают. Наверное, запас «я тебя люблю» не бесконечен.
– Она тебя все еще устраивает?
– Ага.
– Потому что, если нет, мы подыщем кого-нибудь другого.
«Никого вы не подыщете», – думаю я, глядя на трещину в стене рядом с мамой. Эта трещина красуется у нас в коридоре уже года три-четыре. Папа подмазывает ее, но она снова проступает. Мы пробовали повесить сверху зеркало, но стена коридора – неудачное, прямо скажем, место для зеркала. Моя сестра прозвала его «вампирским зеркалом», по которому можно определять, вампиры наши гости или нет. А через несколько недель после того, как повесили зеркало, я пришел домой обкуренный, треснулся о него и уронил на пол. Теперь трещина по-прежнему красуется на своем месте. Она тут навсегда.
– Не надо никого искать.
– Как с аппетитом? Ты голодный?
Да, наверное. Я попробую съесть то, что приготовила мама. Я все еще контролирую свой разум, я пью таблетки, я это сделаю.
– Да.
– Отлично! Марш на кухню!
Я вхожу на кухню и вижу, что к моему приходу уже все накрыто. За круглым столом, позируя с вилками и ножами в руках, сидят папа и Сара, моя сестра.
– Как мы выглядим? – спрашивает отец, барабаня приборами по столу. – Видно, что мы голодные?
Мои родители постоянно ищут все новые и новые способы меня вылечить. Они уже перепробовали акупунктуру, йогу, когнитивную терапию, расслабляющую музыку, всевозможные виды физической активности (пока я не остановился на велике), книги по самосовершенствованию, тай-бо и даже оформили мою комнату по фэншуй. Кучу денег на меня спустили. Стыдно даже.
– Есть, есть, есть! – скандирует Сара. – Мы не начинали без тебя!
– Зачем это все? – спрашиваю я.
– Мы просто хотим, чтобы тебе было уютнее.
Мама ставит на стол форму для запекания. Внутри какие-то сочные оранжевые штуковины, нарезанные на половинки, от них пышет жаром.
– Сегодня у нас тыква сквош, – говорит мама, снова поворачиваясь к плите, – рис и курица.
Она приносит кастрюльку белого риса, пересыпанного кусочками овощей, и блюдо с куриными наггетсами. Я нацеливаюсь на наггетсы – кусочек в форме звезды, кусочек в виде динозавра. Сара перехватывает у меня динозавра.
– Динозавры, чур, мои!
– Ладно, – уступаю я ей.
Сестра толкает меня ногой под столом.
– Как ты? – спрашивает она шепотом.
– Не очень.
Она кивает. Сара понимает, что это значит. Это значит, что сегодня вечером она снова увидит меня на диване, где я буду дрожать, крутиться и потеть, а мама будет поить меня теплым молоком. А еще она увидит, как я, вместо того чтобы делать домашку, буду сидеть у телика, но не смотреть, а просто пялиться и даже не смеяться. Она снова увидит, как я тону в трясине и терплю поражение. Сара делает из этого правильные выводы. Она еще лучше учится и еще больше веселится. Она не хочет стать похожей на меня. Ну хотя бы даю кому-то пример того, как не нужно поступать.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
