Уже были разосланы приглашения пятидесяти их постоянным клиентам и партнерам, напечатаны проспекты, оставалось лишь развесить полотна по местам и доделать кое-какие мелочи. Именно этим они с Эмилио собирались заниматься сегодня после обеда и завтра с утра.
— У тебя есть какие-то планы на вечер, дорогая?
Мишель задержала над тарелкой вилку с накрученной на нее вкуснейшей лапшой с луковым соусом.
— Я закончу поздно, татап.
— А, понимаю.
Так уж и понимает!..
— Ты же знаешь, сколько у нас с Эмилио работы перед каждой выставкой, — весело сказала Мишель. — Надо все проверить, а Эмилио такой дотошный.
— Знаю, дорогая.
Шанталь считала важным дать дочери хорошее образование. Мишель училась в частной школе, потом в университете, провела какое-то время в Сорбонне. При всем при этом почему-то считалось, что ей совсем не обязательно применять на практике все то, чему она обучилась.
Галерея была воспринята матерью как прихоть. Когда Мишель стала партнером Эмилио Боннано, мать решила, что это просто так, для забавы, однако скоро поняла, что ошибалась, так как дочь, к вящему неудовольствию Шанталь, самым решительным образом отказалась участвовать в ее светских развлечениях, лишь изредка удостаивая своим присутствием какой-нибудь благотворительный обед или празднество. Тем не менее мать то и дело приглашала Мишель в разные места, а в последние несколько месяцев она вообще задалась целью выдать ее замуж.
— Ты вчера заставила Джереми ревновать. — Шанталь глотнула минеральной воды и поставила стакан па стол. — Он был просто вне себя, когда ты ушла. Он звонил утром?
— Нет, — сухо ответила Мишель. — Да я не очень-то и хочу его слышать.
— Из-за Никоса Алессандроса?
— При чем тут Никос Алессандрос?
— Он очень выгодная партия, поймать такого — большая удача.
— Кто, Джереми?
— Никос, — уточнила Шанталь с терпеливой улыбкой.
— Ну, знаешь, я не рыболов и не собираюсь никого ловить на удочку.
— У тебя есть время, может, пройдемся по магазинам? Мне надо кое-что прикупить из одежды.
Да уж, матери не откажешь в умении вовремя отступить.
— Я обещала Эмилио, что буду в галерее полтретьего.
Шанталь прожевала листочек салата и отложила вилку.
— Ну, тогда доедай свое пирожное и пойдем. Кофе выпьем попозже, хорошо?
Одежда, обувь, белье, парфюмерия. Все это вместе и по отдельности гарантировало, что мать не вернется больше к неприятному разговору, а потому Мишель с готовностью последовала за ней. Они ходили из одного бутика в другой, и всюду Шанталь что-то покупала, так что через полтора часа в руках у нее было три ярких больших пакета, а времени на кофе уже не осталось.
— Увидимся завтра, дорогая. Не переутомляйся.
Мишель чмокнула мать в щеку и постояла, наблюдая, как та бросает покупки в багажник и устраивается за рулем «мерседеса».
Было почти полтретьего, когда она вошла в галерею. Они с Эмилио полностью перестроили это трехъярусное здание. Полированный деревянный пол сиял сочным медовым цветом, стены, покрашенные в различные бледные тона, создавали хороший фон для экспонатов, солнечные лучи падали сквозь застекленную крышу, меняя угол освещения в течение дня.
Мишель остановилась на порохе, чувствуя гордость за то, что им с Эмилио удалось сделать в последние три года.
— Эмилио?
Она положила ключ обратно в сумочку и аккуратно закрыла за собой дверь.
— Мы здесь, cara[4], — послышалось со второго яруса. — Со мной Бретт.
Невысокие ступени вели на второй ярус. На третьем располагалась квартира Эмилио.
Мишель живо взбежала наверх и вошла в зал, где предполагалось выставить произведения Бретта.
— Привет.
Мужчины взглянули на нее и снова занялись картинами, аккуратно составленными у стены.
— Cara, стань вон там и посмотри, — сказал Эмилио. — Как, на твой взгляд?
Следующие четыре часа они дружно работали втроем, потом художник ушел, а Мишель с Эмилио заказали но телефону пиццу, сделали несколько небольших перестановок и прекратили работу лишь после тою, как убедились, что все выглядит так, как они планировали.
— Он нервничает, — заметила Мишель и впилась зубами в горячую пиццу. Плавленый сыр, сладкий перец, пряности… как вкусно.
— Это его первая выставка, — проговорил Эмилио, глядя, как Мишель ест.
От его серьги в ухе разбегались солнечные зайчики. Темная трехдневная щетина на щеках и подбородке контрастировала с вытравленным до белизны ежиком на голове. Стройный, мускулистый, он носил обычно джинсы и футболки и имел самый что ни на есть авангардный вид. О сексуальных пристрастиях Эмилио ходили самые невероятные слухи, но он не делал ничего, чтобы их опровергнуть. Все это окружало его неким ореолом таинственности, и это ему нравилось. Ну а ближайшие друзья прекрасно знали, что он совсем не тот, кем прикидывается.
За сомнительной наружностью прятался острый практический ум, способность почти безошибочно угадать истинный талант и чутье ко всему, что могло привлечь платежеспособную публику, — качества, которые были не чужды и самой Мишель.
Их дружеские отношения были чисто платоническими и опирались на понимание, симпатию и уважение друг к другу.
— Ты какая-то задумчивая. Что-то случилось?
От проницательных глаз Эмилио не могла ускользнуть даже малейшая перемена в настроении Мишель, о чем он и говорил порой с излишней прямолинейностью.
Мишель, не отвечая, открыла банку с водой и поднесла ее ко рту.
— Мужчина? — продолжал Эмилио. — Я его знаю? Она поставила банку на стол и снова принялась за пиццу.
— Почему непременно мужчина?
— Тени под твоими прелестными зелеными глазками… — Он улыбнулся мягкой понимающей улыбкой. — Недосып, милочка. А поскольку ты редко засиживаешься в гостях до утра, то вряд ли причина в этом.
— А может, я просто волнуюсь из-за завтрашнего вернисажа?
— Нет, — уверенно сказал Эмилио. — Но если ты не хочешь об этом говорить, то не надо.
Мишель подняла на него глаза.
— Это один из гостей на званом обеде, куда меня пригласили. — Она мгновение помедлила. — И лучше б мои глаза больше его не видели.
— Да, проблема, определенно, — сказал Эмилио.
— Нет. Я не хочу, не позволю.
— Ну, cara, вряд ли это зависит от тебя. — Он тихонько засмеялся.
Мишель недовольно поморщилась.
