Черт бы его побрал! — мысленно выругалась Кэти. Ну почему он не оставил нас в покое? Мы с Джонни прекрасно жили вдвоем, пока он не сунул свой надменный нос в наши дела. Процедура усыновления в конце концов завершилась бы благополучно, я просто не сомневаюсь в этом, несмотря на все опасения Молли…
Молли Армстронг была назначена опекуншей Джонни — слишком солидный титул для такой маленькой и пухленькой женщины. Кэти часто приходила к ней, чтобы собрать все бумаги для суда, которому предстояло вынести решение о возможности усыновления. Между ними установились самые теплые и дружеские отношения. И именно Молли она позвонила в панике после того, как Кампусано ушел. Молли, дай Бог ей здоровья, бросила все дела и появилась у нее на пороге в девять вечера, едва Кэти закончила купать ребенка.
— Что случилось? — спросила Молли, усаживая крепкого, закутанного в мохнатую простыню малыша на колено и давая возможность Кэти приготовить кофе. — Давай, расскажи. Только не тараторь, как по телефону.
Кэти рассказала ей все, опустив лишь тот факт, что Хавьер Кампусано пребывает в уверенности, будто она и есть родная мать Джонни. Конечно, она поступила нехорошо, но ей надо было, во что бы то ни стало усилить свои позиции. Ведь, если бы он узнал, что родная мать бросила Джонни, он не упустил бы ни малейшего шанса, чтобы навсегда забрать племянника к себе.
— Ты и сеньор Кампусано находитесь с Джонни в абсолютно одинаковых родственных отношениях, — сказала Молли, склонив аккуратно причесанную голову к плечу. — Естественно, он может обратиться за разрешением, дающим ему право регулярно видеться с ребенком, а также осуществлять контроль за его воспитанием и обеспечением.
Именно так выразился и Кампусано, однако Кэти знала, что ему этого мало, что ему нужен полный и абсолютный контроль над ребенком. И у нее не было ни малейшего сомнения: если вдруг выяснится, что родная мать Джонни предпочла карьеру фотомодели тяжелой работе по воспитанию сына, сеньор Кампусано перевернет и землю, и небо, но своего добьется.
— А если бы ребенок по-прежнему был со своей родной матерью? — спросила Кэти, пытаясь скрыть овладевшие ею страх и возбуждение. — Имела бы семья отца на него права?
— Ну, я же тебя предупреждала, — ответила Молли, и в улыбке ее было сочувствие, — что решение об усыновлении могут и не принять, если родная мать ясно не заявит, что она больше не желает иметь ничего общего с ребенком. Суд может счесть, что в результате родов она страдает гормональным расстройством и со временем изменит свое решение. А тебя назначат опекуном с правом родительской ответственности.
Молли приняла вопрос за чистую монету, и Кэти почувствовала себя еще более нечестной. Наклонив голову так, чтобы длинные волосы скрыли ее лицо, она одевала ребенка. А Молли тем временем продолжала:
— Семья отца тоже будет иметь на Джонни права, потому что ребенок нуждается в заботе и любви всех своих родных…
Кэти совсем не это хотелось бы услышать, но таково было мнение официального лица, и ей пришлось сдаться, согласиться на поездку в Испанию. Все, что ей теперь осталось, — это попытаться убедить своего противника в том, что она ответственная, любящая мать.
Она погрузилась в свои мысли и ничего не видела вокруг. Внезапно заметив, что Хавьер что-то говорит, Кэти без особого энтузиазма взглянула на него.
— Простите?
— Мы почти приехали. Отсюда уже виден дом. — Подчеркнутое спокойствие говорило о том, что Хавьер Кампусано повторяет свои слова уже во второй раз. И тут же со сталью в голосе он добавил: — Думаю, вам должно быть интересно взглянуть на место, где вашему сыну предстоит провести большую часть своего детства.
Это омерзительно! Он пытается убедить меня, что будущее Джонни уже решено.
Кэти отказалась удостоить его выпад каким-либо ответом. Бросив равнодушный взгляд на низкое белое строение, увенчавшее округлый холм, на покрытые молодой листвой ровные ряды виноградников, спускавшиеся в долину, Кэти небрежно вздернула одно плечо. Она абсолютно не собиралась чем бы то ни было восхищаться.
Джонни не нужны никакие виноградники, и вообще ничего из того, что могут ему дать богатые родственники. Ему нужна материнская любовь и нежность, а этого у меня самой в избытке, думала она. К сожалению, испанец, похоже, собирался предложить то же самое: суровость и высокомерие сменились на его лице откровенной нежностью. Ему явно доставляло удовольствие качать радостно гукающего ребенка на своем колене.
Кэти инстинктивно потянулась за Джонни. От ревности, острой, черной, смешанной со злостью, глаза ее потемнели, а голос стал тонким и резким.
— Неужели вы хотите, чтобы ему было плохо? — спросила она, и тут же, непонятно почему, ей стало стыдно за себя.
?Мерседес? въехал в широкую арку и остановился на блистающем чистотой внутреннем дворе, заставленном алыми геранями в огромных терракотовых вазонах.
Однако, несмотря на все свое смущение, Кэти отказалась отдать ребенка Кампусано, когда тот открыл ей дверцу. Изловчившись, она вылезла из машины и с трудом, но все-таки устояла на ногах, чувствуя, как раскаленные солнцем камни жгут ее ноги через тонкие подошвы туфель на низких каблуках.
Вблизи дом производил совсем другое впечатление: приземистый и широко раскинувшийся, с толстыми, выкрашенными в белый цвет стенами и крепкой двухэтажной квадратной башней, возвышавшейся с одной его стороны. Тень под аркадами, окружавшими здание, сулила прохладу, резко контрастируя с белыми стенами, яркой синевой неба, трепещущими плетями пурпурных бугенвиллей и пряно пахнущими алыми геранями.
Кэти закрыла глаза, почувствовав острый приступ тоски по дому. Ее подавляла яркая личность, гибкая сила и не поддающаяся приручению тигриная фация этого испанца. Ему помогала бьющая через край жизненная сила его родной Андалузии.
Перенесенная из мягких зеленых, серых и голубых оттенков неспешной английской весны в это буйство красок, она вдруг почувствовала, что борьба с Хавьером Кампусано, тем более на его территории, свыше ее сил.
Но, несмотря на уравновешенный характер, Кэти решила не сдаваться без боя. Распрямив поникшие было плечи, она сказала самым уверенным тоном, на какой только была способна:
— Покажите, где можно накормить и переодеть ребенка. Ему вредно долго оставаться на солнце. — Можно было уже не сдерживаться, ведь она исходила из интересов ребенка, и потому она произнесла это так, словно вибрирующий от жары воздух Андалузии был ядовит для Джонни. В ее глазах мелькали фиолетовые искорки гнева.
— Конечно. — Ее поведение явно не произвело на Хавьера ни малейшего впечатления: он ответил спокойно и учтиво. И хотя его рука, взявшая ее за локоть, чтобы провести по мощенному булыжником двору, была совсем не ласковой, от прикосновения крепких длинных пальцев ее словно током ударило, и она дернулась в сторону.
— Ах! El nino!
Из тени аркад чуть не бегом, протягивая на ходу смуглые руки, появилась низенькая полная женщина. Ее морщинистое лицо сияло улыбкой, а все ее внимание было целиком сосредоточено на Джонни, смотревшем на нее во все глаза. Кэти она едва удостоила легким кивком.
