Пока он рассуждал, Слава Нефедов уже рванулся вниз по тропинке, крича во все горло:
— Лёха! Лёха! Куда ты поперся-то?! Напился — веди себя прилично! У меня такое ощущение, что здесь опять какой-нибудь нелегал из ОАЗИСа сбросил и закопал емкость с отработанными материалами охладителей с… бррр, какой холод!
Лекх Ловилль совершенно не реагировал на крики и пыхтение Нефедова у себя за спиной. Он шагал в глубь низины твердым, уверенным шагом. Он не замечал ни побуревшей травы, ни выступившей на поверхности почвы кристаллической наледи, сероватой, похожей на поваренную соль. Только один раз он сбился с шага — когда ступил на лед.
Это замерз ручей, из которого несколько минут назад Лекх Ловилль ополоснул лоб и виски.
Близко. Совсем близко. Даже не верится, что невозможное вдруг обросло плотью, обрело узнаваемые черты и ту вожделенную, искомую суть, которая способна вырвать его из этих пластов древней земли. Ведь он уже увидел и вспомнил свое имя: ЗОГ'ГАЙР. Теперь это имя, будто сложенное из окаменевших от боли пауков, оживало, трепетало, требовало вдохнуть в себя новую жизнь, жадно всасывало в себя эманации чистого, ничем не замутненного первовещества — души и тела АРРАНТА. Шаг, еще шаг. Уже можно почувствовать, как ревут, распарываясь, расходясь трещинами, тысячелетние пласты земли. Стылый холод небытия истекает, бессильно выдавливается струйками дыма, густеет, оседает острыми серыми кристаллами. Словно они, как и этот холодный белый дым, когда-то были его кровью, живой кровью существа ДАГГОНА. Вырваться, вырваться из собственной окаменелой, опостылевшей, тысячелетиями сжимавшей его оболочки!.. Выпрыгнуть, припасть к источнику спасения — нет-нет, не по глоточку, а одним упоительным мгновением выпить, выжать силу!.. Вот идет жертва. Шаг за шагом — к нему. Зог'гайру… Еще шаг. Еще. Еще!..
— Лёха-а-а!!!
Нефедов видел, как поскользнулись ноги Ловилля и как, взмахнув руками, тот не без труда сохранил равновесие. Слава сделал два огромных шага, тоже едва не поскользнулся на последней трети уже обледеневшей тропинки. Под подошвами завизжало, заскрипело. Отвердевшая бурая трава больно резала голые лодыжки, а странное онемение, вскарабкавшееся по ногам уже почти до колена, на секунду заставило Нефедова поверить, что вовсе не на живых ногах, а на мертвых протезах идет он в глубь этой зловещей, нелепо и жутко промерзшей низины…
Он скрипнул зубами и вцепился взглядом в спину Ловилля. В этот момент аррант остановился. Слава тоже замер, повинуясь какому-то неосознанному импульсу. И он смотрел, смотрел… Мутнело перед глазами. Нефедов попытался сконцентрироваться на Ловилле и даже попытался вспомнить, зачем он последовал за Лекхом сюда, в этот леденящий белый дым… но тут прямо перед аррантом вздыбился, выворачиваясь из земли, целый пласт обледенелой почвы. Спаянной в промерзшую темно-серую, с желтоватыми прожилками, плиту. Без каких-либо видимых причин эта махина размером с фундамент добротного коттеджа встала на ребро, открывая под собой иссиня-черную, заострившуюся морозными иглами пустоту. Ловилль вдруг слабо, по-детски, вскрикнул, и его подняло в воздух. Мелькнули перед глазами Нефедова тонкие, раскинутые в стороны ноги в дурацких желтых сандалях. Арранта несколько раз перекрутило в воздухе, голова стала заворачиваться куда-то в подмышку, и совсем хрупким и нежным показался помертвевшему Славе треск ломающихся позвонков и перемалывающихся, как в мясорубке, костей. Из пустоты выметнулось что-то узкое, клиновидное, белесое, оно проскользнуло над Ловиллем, разваливая его тело надвое. Одну половину арранта начало затягивать в тень вздыбившегося земляного утеса, вторую, с еще дергающимися и неестественно вывернутыми в суставах ногами, отбросило прямо к Нефедову.
Слава хотел попятиться, но словно примерз к этой ощетинившейся маленькими серыми кристалликами почве. Он сделал над собой гигантское усилие, и ему все-таки удалось сдвинуться с места. Но не назад, а — вперед. Туда, куда уплывала верхняя часть тела Ловилля со сломанной шеей и белыми, оледенелыми, мертво выпученными глазами. Ноги Нефедова подогнулись, он упал на колени, потом на четвереньки и пополз, пополз. На острой, как бритвенные лезвия, бурой траве один за другим расцветали живые алые лепестки. Кровь капала, прожигая мертвую ледяную корку, но Слава Нефедов, с исполосованными ногами и ладонями, изрезанными в лохмотья, уже ничего не чувствовал. Стоявшие у края оврага Дима Нестеров, в своей нелепой и сразу поблекшей «чешуе», и его девушка Саша так и не посмели спуститься вниз. Они только смотрели, как ползет вверх по тропинке Нефедов, цепляется скрюченными и залитыми кровью пальцами за землю, слышали, как хрустит на его зубах песок…
Слава напрочь не заметил руки, которую протягивал ему Дима. Он оскалил зубы и, перевалив через бугорок, которым заканчивался подъем из низинки, мешком повалился под дерево. Из его рта текла слюна, челюсти свело судорогой, а все тело заходилось мелкой, изматывающей дрожью, в которой неизвестно чего больше было — мертвенного ли окоченения человека, который вырвался из нечеловеческого холода, либо животного страха, пробуждающего первородные, давно позабытые инстинкты.
Глаза у Славы были открыты. Дима попытался уловить их взгляд, а когда поймал, то закричал на одной безумной длинной ноте и, ломая кустарник, ринулся прочь…
Добрался. Первооснова существования снова с ним, и теперь Зог'гайр выходит в большой мир, чтобы нести гибель тем, кто притягивает ее. Но Зло ли он, Зог'гайр?.. Тогда, в его первый Уход, рассудили именно так. Быть может, на этот раз Предвечные решат по-иному?
Ведь у них есть более страшные враги, чем он, Зог'гайр. Просто они не хотят знать об этом.
…Антон Иванович Лапшин, он же Антонен Ы Лакхк, с содроганием припомнил, КАК именно обнаружили место гибели арранта Ловилля. Это место увидели с патрульного вертолета. В самом деле, несложно заметить подобное. В радиусе примерно пятидесяти метров от эпицентра, источника ледяного ужаса, все УМЕРЛО и ОБЕСЦВЕТИЛОСЬ. Какая-то неведомая сила «выпила» из листьев растений весь хлорофилл, она вытянула из стволов древесный сок и смолу и превратила их в светло-серое, внешне похожее на известняк мертвое дерево. На верхнем слое почвы словно выступила соль, — земля побелела и покрылась трещинами. Побывавший на месте катастрофы геолог потрясенно объявил, что он видел образчики такой почвы и раньше. Безусловно…
В самых жарких пустынях Земли.
Людям, ставшим очевидцами этого странного события, чудом удалось спастись. Хотя сложно применить слово «спасение» к тому, что произошло с одним из троих уцелевших — Вячеславом Нефедовым, двадцати четырех лет. Его поместили в спецлечебницу при ОАЗИСе, но даже лучшие специалисты не смогли определить характер поражения кожных покровов, обнаружившегося у Нефедова. Что же касается психического состояния пациента, то тут достаточно было одного взгляда, чтобы навсегда запомнить это перекошенное бледное лицо, белые глаза с кроваво-красными прожилками и мимику, больше похожую на беспорядочные сокращения лицевых мускулов у больной обезьяны, нежели на осмысленно меняющиеся отображения человеческих эмоций.
Следствие по делу о гибели Лекха Ловилля, подданного Содружества Близнецов и уроженца Аррантидо-дес-Лини, собственно, не привело к каким-либо результатам. Не сподобились даже на четко сформулированную версию. Ход этого следствия был тусклым, вымученным и безжизненным, как течение грязной и заболоченной речушки. Только однажды в последовательность следственных мероприятий вклинился досадный инциндент с на редкость назойливым полусумасшедшим старикашкой, который ворвался в кабинет следователя и стал твердить о каких-то существах по имени «асахи». И еще о каких-то даггонах. Следователь выгнал его вон: аррант по происхождению, он вообще не особенно доверял землянам, даже тем, кто по документам считался вменяемым. О субъекте же, проникшем в его кабинет, нельзя было сказать и этого…
