Когда два года спустя в Лондоне родилась их вторая дочь,Арман был точно так же взволнован и счастлив. На этот раз они уговорилиКрокетта остаться в Сан-Франциско, пообещав немедленно сообщить о рожденииребенка. Своей первой дочери они дали имя Мари-Анж Одиль де Вильер. Оба онирешили, что Одиль это было бы приятно. Вторую девочку, к несказанной радостиГаррисона, назвали Элизабет Лиана Крокетт де Вильер.
Отец Лианы приехал в Лондон на крестины. Он смотрел навнучку с таким обожанием, что окружающие не могли сдержать улыбку. Но все-такиего вид встревожил Лиану. Ему было уже шестьдесят восемь, и хотя он всю жизньобладал отменным здоровьем, теперь выглядел старше своих лет. Лиана с тяжелымсердцем проводила его на корабль. Она сказала об этом Арману, но тот былслишком занят сложными переговорами с Австрией и Англией. Впоследствии он оченьсожалел, что не придал значения словам жены. Гаррисон Крокетт умер отсердечного приступа на корабле по дороге домой.
Лиана полетела в Сан-Франциско, оставив детей с Арманом.Боль утраты стала почти непереносимой. Стоя у гроба отца, Лиана поняла, что безнего ее жизнь уже никогда не будет прежней. Дядя Джордж собирался переехать вдом Гаррисона и занять его место в пароходстве. Но дядя напоминал тусклуюмаленькую звездочку на небосклоне рядом со сверкающей звездой Гаррисона. Лиананисколько не жалела, что уезжает из Сан-Франциско и не увидит, как дядяпереезжает в их дом. Она не хотела видеть, как грубый, сварливый старыйхолостяк водворяется в отцовском доме и все меняет на свой лад. Через неделюона уехала из Сан-Франциско. Ее горе можно было сравнить разве что с тем, чтоона чувствовала, когда умерла Одиль. Утешала лишь мысль, что скоро она вернетсядомой к Арману, к детям, снова окунется в полную забот жизнь супруги посла. Сэтого дня она перестала скучать по родине. С Америкой ее связывал отец, с егоуходом эта связь оборвалась. Отец оставил ей крупное состояние, но это былослабым утешением. Единственное, что осталось у нее в жизни, — это семья:муж и дочери.
Два года спустя они покинули Лондон. Армана назначили посломв Вашингтоне. Впервые за пять лет, не считая поездки на похороны отца, Лианавозвращалась в Соединенные Штаты. Началась лучшая эпоха в их совместной жизни.Арман с увлечением работал на новом посту, Лиана осваивала не менее важныеобязанности жены посла. Впоследствии они вспоминали те годы с нежностью. Толькоодно обстоятельство омрачило тогда их жизнь: после трудного морского путешествиячерез Атлантику у Лианы начались преждевременные роды. Ребенок, на этот размальчик, родился мертвым. Пережив удар, они вернулись к прежней жизни — кроскошным обедам в посольстве, блестящим вечерам в обществе ведущихгосударственных деятелей, приемам в Белом доме. Именно в те годы онипознакомились и подружились с известными политиками. И это сделало жизнь ещеболее насыщенной и интересной. И теперь было трудно поверить, что жизнь вВашингтоне подходит к концу.
В Европе им, как и их девочкам, будет очень не хвататьвашингтонских друзей. Мари-Анж было девять лег, Элизабет — семь. В Вашингтонеони пошли в школу, и хотя обе великолепно говорили по-французски, все-такипереезд в Европу будет для них большим испытанием. В Европе уже пахло войной, иодин Бог знает, что ждет их там Арман твердо решил при первых же признакахотправить Лиану с девочками обратно в Штаты, в Сан-Франциско, где Лиана сможетпоселиться в старом доме Гаррисона Крокетта. По крайней мере, там они будут вбезопасности. Но пока думать об этом рано. Пока, насколько Арману известно, воФранции — мир, хотя никто не знает, сколько он продержится.
Сейчас ему нужно было срочно подготовить посольство кприезду своего преемника, и он вернулся к лежащим перед ним бумагам. Пробилодесять, когда Арман наконец поднял голову от стола. Он встал и расправил плечи.Последнее время Арман чувствовал себя усталым, даже старым, хотя для пятидесятишести лет он жил даже слишком насыщенной жизнью.
Он запер кабинет, кивнув на прощание двум дежурившим в холлеохранникам, открыл дверь( лифта, на котором обычно поднимался в свою квартиру,вздохнул и с усталой улыбкой вошел в кабину. После трудного дня он всегда сособым чувством возвращался домой, к Лиане. О такой жене, как она, любоймужчина мог бы только мечтать. Все эти десять лет она была любящей, преданной,понимающей и терпеливой. Кроме того, она обладала замечательным чувством юмора.
Лифт дошел до пятого этажа и остановился. Арман открыл дверьи оказался в отделанном мрамором холле. Отсюда начинался коридор, ведущий в егокабинет, большую гостиную и столовую. Из кухни доносились вкусные запахи. Арманподнял глаза и увидел, что на мраморной лестнице, уходившей наверх, стоитЛиана. Она была так же хороша, как и десять лет назад. Светлые волосы,аккуратно подстриженные «под пажа», спускались на плечи, косметика слегкаоттеняла голубые глаза, а кожа сияла такой же свежестью, как в день их первойвстречи. Она была редкой красавицей; он наслаждался каждым проведенным с неймгновением, но в эти дни такие мгновения выпадали слишком редко — он был ужаснозанят.
— Здравствуй, любимый. — Спустившись вниз, онакрепко обняла его за шею и прильнула к нему. Она делала так на протяжениидесяти лет, но это по-прежнему трогало его до глубины души.
— Как прошел день? — Арман с улыбкой смотрел нажену, гордый тем, что такая восхитительная женщина принадлежит ему.
— Я почти закончила паковать вещи. Спальню не узнаешь.Там почти ничего нет.
— Но ты-то там будешь? — засмеялся Арман. Он ужезабыл про усталость.
— Конечно.
— А мне больше ничего и не надо. Как девочки?
— Скучают без тебя. Они не видели тебя уже четыре дня.
— Упущенное мы наверстаем на корабле. — Он широкоулыбнулся. — А у меня для тебя сюрприз. У того джентльмена, который всегдазанимал лучший люкс на «Нормандии», заболела жена, и он отказался от номера. Аэто значит…
Он торжественно замолчал. Лиана радостно повела его встоловую.
— Это значит, что из любезности к старому, усталомупослу нам предоставляют самые роскошные апартаменты на «Нормандии». Четыреспальни и столовая, если мы, конечно, захотим там обедать. Да и девочкампонравится их собственная столовая и гостиная с детским роялем. А еще у насбудет своя прогулочная палуба, и мы сможем по ночам любоваться звездами,любимая моя…
Он мечтательно замолк, как будто уже сидел на палубе«Нормандии». Арман слышал немало восторженных отзывов об этом лайнере, хотя самникогда его не видел. Он решил сделать жене подарок. И неважно, что она самасмогла бы оплатить все четыре люкса на корабле. Арман никогда не позволил бы ейэтого, он был слишком щепетилен в таких вопросах. Арман радовался тому, чтодоставил жене удовольствие, но еще больше тому, что эти пять дней они проведутвместе, как бы повиснув между двумя мирами. По крайней мере, закончатся, наконец,эти напряженные дни в Вашингтоне, новые дела еще только ждут его во Франции. Накорабле наконец он будет свободен.
