Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
– Ответа? – сказала она. – Слушать больше об этом не желаю!
Акселю казалось, что он и так сделал куда как много: разрешил семье Бреде жить в Брейдаблике и, хотя купил вместе с участком и весь урожай, свез к себе лишь несколько возов сена, а картошку и вовсе всю оставил семье. И хватает же у Барбру совести сердиться! Но ей все нипочем, точно глубоко оскорбленная, она спросила:
– Нам переехать в Брейдаблик, чтобы вся моя семья очутилась на улице?
Не ослышался ли он? Он сидел, открыв рот, потом пробормотал что-то, словно готовясь к пространному ответу, но так ничего и не сказал.
– Разве они не переедут в село? – спросил он.
– Не знаю, – ответила она. – Может, ты им квартиру в селе нанял?
Акселю покуда не хотелось с ней препираться, но не мог он и смолчать, вот и сказал, что она удивляет его, немножко удивляет:
– Ты становишься все злее и сварливее, но ты ведь не всерьез говоришь.
– Что я говорю, я говорю всерьез, – ответила она. – И почему это мои родные не могли переехать сюда, скажи пожалуйста? По крайней мере мать помогала бы мне хоть сколько-нибудь. Но, по-твоему, у меня вовсе не так уж и много работы, чтоб мне нужна была помощница.
В этом, разумеется, была доля правды, но много было и несообразности; ведь семье Бреде пришлось бы жить в землянке, и куда бы тогда Аксель девал скотину? Куда она клонит, неужто совсем ума-разума лишилась?
– Вот что я скажу тебе, – промолвил он, – возьми лучше в помощь работницу.
– Это на зиму-то глядя, когда и без того дел меньше? Нет. Работницу надо было брать, когда в ней была нужда!
Опять она была отчасти права: когда она была беременна и больна, нужно было взять работницу. Но ведь Барбру никогда не мешкала на работе, все время оставалась такой же работящей и проворной, делала все, что нужно, и ни разу не обмолвилась насчет работницы. Но ей нужна была помощь.
– Ничего я не понимаю, – уныло сказал он.
Молчание.
Барбру спросила:
– Я слышала, ты поступишь на телеграф после отца?
– Как? Кто тебе сказал?
– Говорят.
– Да, – сказал Аксель, – может, и поступлю.
– Вот как.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому, – ответила Барбру, – что ты отнял у моего отца дом, а теперь отнимаешь и хлеб.
Молчание.
Но тут уж Аксель не захотел больше уступать.
– Одно я тебе скажу, – воскликнул он, – не стоишь ты всего того, что я делаю для тебя и для твоих родных!
– Ну-ну, – сказала Барбру.
– Да, не стоишь! – крикнул он и хватил кулаком по столу. Потом встал.
– Не воображай, пожалуйста, что тебе удастся запугать меня! – завизжала она и подвинулась ближе к стене.
– Тебя запугаешь! – Он презрительно засопел. – Ну, а теперь я всерьез хочу знать, что ты сделала с ребенком. Ты его утопила?
– Утопила?
– Да. Он был весь мокрый.
– А, так ты его видел? – вскричала она. – Ты ходил… – Она чуть не сказала «понюхать», но не посмела, не такой у него был вид, чтоб с ним можно было сейчас шутить. – Ты ходил смотреть?
– Я видел, что он побывал в воде.
– Да, – сказала она, – как же тебе не видеть. Он родился в воде, я не могла встать, я поскользнулась.
– Поскользнулась, значит.
– Да. И в ту же минуту ребенок родился.
– Так, – сказал он. – Но ты захватила из дому узел. Должно быть, на случай, что поскользнешься?
– Узел? – повторила она.
– Большую белую тряпку, ты разрезала одну из моих рубах.
– Да, – сказала Барбру, – тряпку я с собой взяла, чтоб завязать в нее можжевельник.
– Можжевельник?
– Ну да, можжевельник. Разве я тебе не говорила, что пошла за можжевельником?
– Как же. За вениками.
– Ну да, какая разница…
Но даже и после такой крупной стычки отношения между ними опять наладились, то есть не совсем наладились, а стали сносными, Барбру вела себя разумнее и покладистее, она чуяла опасность. Но жизнь при этом стала в Лунном еще более натянутой и мучительной, ни доверия, ни радости, постоянная настороженность. Жизнь тянулась день за днем, но пока она еще в общем кое-как тянулась, Аксель был доволен. Он взял к себе эту девушку, она была ему нужна, он любил ее и связал с нею свою жизнь, а переделать и себя и жизнь дело нелегкое. Барбру знала все, что касалось его хозяйства: где стоят чашки и котлы, когда понесут козы и коровы, много ли запасено кормов на зиму или в обрез, вот это молоко на сыр, а это – на еду; разве справиться со всем этим чужому человеку, да чужого, пожалуй, еще и не сыскать.
И все же Аксель Стрём не раз подумывал заменить Барбру другой работницей, временами она становилась настоящей ведьмой, и он почти боялся ее. Даже в ту пору, когда он имел несчастье быть с ней счастливым, его зачастую отпугивала ее необычайная жестокость и грубость, но она была красива, случались у нее и ласковые минуты, и тогда она горячо прижимала его к своей груди. Так было раньше, теперь все прошло. Нет, спасибо, она не желает снова попасть в такую же историю! Но переделать себя и жизнь нелегко, ох как нелегко.
– Давай повенчаемся прямо сейчас! – настаивал Аксель.
– Сейчас? – отвечала она. – Нет, сначала я съезжу в город полечить зубы, а то скоро все вывалятся.
Итак, хочешь не хочешь, все оставалось по-старому; Барбру теперь даже не получала жалованья, но имела гораздо больше прежнего, и каждый раз, когда просила денег и он давал их, она рассыпалась в благодарности, словно за подарок. Впрочем, Акселю непонятно было, на что она может тратить деньги, да и зачем ей деньги в глуши? Копит она их, что ли? Но почему, почему она только и делает, что копит их круглый год?
Акселю непонятно было многое: разве не подарил он ей обручальное кольцо, а вдобавок еще и золотое? После этого последнего крупного подарка между ними и правда надолго установились хорошие отношения, но на веки вечные его не хватило, – куда там! – не покупать же ему постоянно для нее кольца. Словом, нужен он Барбру или нет? Чудные они, эти бабы! Можно подумать, что ее где-то дожидается готовенький муж со скотиной и полным обзаведеньем! С досады на бабьи глупости и капризы Аксель иной раз мог и кулаком по столу стукнуть.
Странное дело, Барбру, похоже, только и думала, что о городской жизни да о Бергене. Ладно. Но зачем же, скажите на милость, было ей приезжать сюда, на север? Телеграмма от отца сама по себе ни за что не сдвинула бы ее с места, наверняка у нее была какая-то другая причина. А теперь вот ходит недовольная с утра до вечера, год за годом. И все ей не так, и котлы-то деревянные, а не жестяные или медные, и горшки-то вместо кастрюль, и вечная дойка вместо прогулок на молочную ферму, и мужичьи сапоги, и серое мыло, и мешок с сеном в изголовье, и ни духового оркестра, ни людей. Разве это жизнь…
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
