Книга Опиумная война - Ребекка Куанг

Главная колонна армии Федерации вступила в Синегард, даже не пытаясь скрыть свое прибытие. Да в этом и не было необходимости. Синегард уже знал, что они идут, а ужас, который внушала Федерация, давал ей большее стратегическое преимущество, чем фактор неожиданности. Войска шли тремя колоннами со всех направлений, кроме запада, где к Синегарду примыкали горы Удан. Над головами солдат развевались огромные алые знамена, залитые светом поднятых факелов.

«За Риохая» — было написано на знаменах. «За императора».

В «Искусстве войны» великий военный теоретик Сунь-цзы предупреждал, что не стоит атаковать врага, занявшего возвышенность. Он имеет преимущество в обзоре, и ему не придется доводить войска до изнеможения, затаскивая их наверх.

Мугенская стратегия вторжения показала Сунь-цзы большой кукиш.

Чтобы штурмовать Синегард с возвышенности, пришлось бы обойти горы Удан, а это задержало бы атаку Федерации почти на неделю. Федерация не дала Синегарду неделю. У нее хватало оружия и сил, чтобы взять Синегард снизу.

С наблюдательного поста на южной городской стене Рин смотрела на приближение сил Федерации — словно огромная огненная змея вилась по долине, окружая Синегард, чтобы сокрушить его и проглотить. Рин видела приближение Федерации, и оно вызывало у нее дрожь.

«Нужно прятаться. Кто-то должен сказать мне, что все будет хорошо, что это просто шутка, дурной сон».

И тут она поняла, что все время играла в солдата, изображала храбрость.

А теперь, накануне сражения, больше не может притворяться.

В горле клокотал страх, такой густой и липкий, что Рин почти задыхалась. От страха руки тряслись так, что она чуть не выронила меч. Из-за страха она забывала дышать. Ей приходилось волевым усилием впускать воздух в легкие, закрывать глаза и мысленно считать вдохи и выдохи. Страх вызывал головокружение и тошноту.

Это всего лишь психологическая реакция, уговаривала она себя. Это только у тебя в голове. Ты можешь это контролировать. Можешь отбросить.

Они же занимались этим на тренировках. Ее предупреждали о подобных ощущениях. Учили контролировать страх, превращать его в преимущество, использовать адреналин, чтобы оставаться начеку, побороть усталость.

Но несколько дней тренировок не могли избавить тело от инстинктов, а оно чуяло, что будет кровоточить, что ему будет больно, что Рин, скорее всего, умрет.

Когда она была так напугана в последний раз? Чувствовала ли она этот паралич, отупляющий ужас, когда ступила на ринг с Нэчжой два года назад? Нет, тогда она была зла и горда. Считала себя неуязвимой. Она с нетерпением ждала схватку, готовясь пролить кровь.

Теперь это казалось глупым. Ужасно глупым. Война — это не игра, где дерутся за честь и восхищение публики, где наставники позаботятся, чтобы никому не причинили вреда.

Война — это кошмар.

Ей хотелось заплакать. Хотелось закричать и спрятаться за чью-то спину, за спину солдата, и хныкать: «Мне страшно, я хочу проснуться от этого кошмара, пожалуйста, спасите меня».

Но никто за ней не придет. Никто ее не спасет. И проснуться невозможно.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Катай.

— Нет, — отозвалась она дрожащим голосом, больше похожим на писк. — Я боюсь. Катай, мы умрем.

— Нет, не умрем, — пылко возразил Катай. — Мы победим и будем жить.

— Ты ведь тоже произвел подсчеты. Их втрое больше нас. Победа невозможна.

— Ты должна в нее верить. — Катай так стиснул рукоятку меча, что побелели пальцы. — Третья дивизия прибудет вовремя. Ты должна убедить себя в этом.

Рин кивнула. Тебя тренировали не для того, чтобы ты дрожала и боялась, твердила она себе. Девчонка из Тикани, сбежавшая невеста, никогда не видевшая город, испугалась бы. Но девчонки из Тикани больше нет. Теперь Рин — кадет третьего курса академии Синегарда, солдат Восьмой дивизии, и ее научили драться.

И она не одна. В кармане лежат маковые зерна. Бог на ее стороне.

— Скажи когда, — попросил Катай.

Он занес меч над веревкой, удерживающей ловушку, которую они установили для защиты периметра. Катай сам ее сконструировал, ее нужно ввести в действие, как только враг окажется поблизости.

А враги были так близко, что Рин видела отсветы огней на их лицах.

Рука Катая задрожала.

— Еще рано, — прошептала Рин.

Первый батальон Федерации пересек черту.

— Пора.

Катай дернул за веревку.

Лавина бревен высвободилась и под собственной тяжестью покатилась прямо на главную колонну врага. Бревна скакали хаотично, дробя ноги, сокрушая кости с грохотом и хрустом. Поднялся страшный шум, и Рин на мгновение решила, что они могут выиграть сражение еще до его начала, серьезно покалечив атакующих. Катай истерически загоготал, схватившись за Рин, чтобы они и сами не упали, когда затряслись ворота.

Но когда стих грохот бревен, захватчики продолжили наступление под ровный ритм барабанов.

Со следующего яруса, самого высокого у южных ворот, лучники выпустили град стрел. Большая часть из них клацнула по поднятым щитам, не причинив никакого вреда. Некоторые достигли цели через щели и вонзились в незащищенные шеи солдат. Но остальные солдаты, закованные в тяжелые доспехи, просто переступили через тела павших товарищей и продолжили беспощадный марш к городским воротам.

Командир отряда приказал снова выпустить стрелы.

Это было почти бесполезно. Солдат было куда больше, чем стрел. Внешняя оборона Синегарда была в лучшем случае непрочной. Сработали все ловушки Катая, и с хорошим результатом, но этого было явно недостаточно, даже чтобы существенно проредить вражеские колонны.

Оставалось только ждать. Ждать, пока проломят ворота, пока не раздастся чудовищный треск. Пока не прозвучит гонг, оповещая всех, кто еще не знает, что Федерация прорвалась за стены. Что Федерация уже в Синегарде.

Враги шли под какофонию пушек и ракет, которые бомбардировали оборонительные сооружения Синегарда.