– Какая же ты сладкая, детка, слаще меда, – пробормотал Эваи, покрывая поцелуями шелковистый живот Фионы.
– Дай мне поласкать тебя, Эван, – взмолилась Фиона.
– Нет, не сейчас. Если ты начнешь меня ласкать, боюсь, под твоими мягкими ручками я не сумею сдержаться.
Фиона широко раскрыла глаза, когда Эван принялся целовать завитки ее волос внизу живота. Она попыталась сдвинуть ноги, однако он не позволил ей этого сделать. На секунду Фиона замерла от смущения, но с каждым прикосновением языка смущение становилось все слабее, уступая место безудержной страсти. Тихонько застонав, она подалась навстречу новой, доселе невиданной ласке. Наконец она почувствовала, что больше так не выдержит.
– Эван! – вскрикнула она.
– Не сдерживайся, моя радость, – прошептал on, прекрасно поняв, что она хочет сказать.
И Фиона, громко вскрикнув, содрогнулась в сладком экстазе. Она все еще тяжело дышала, пытаясь прийти в себя от удивительных ощущений, которые подарил ей Эван, когда он вновь принялся покрывать поцелуями ее тело, на сей раз снизу вверх. И стоило ему опять коснуться поцелуями ее груди, как Фиона, к своему изумлению, почувствовала огонь желания. Обхватив Эвана обеими ногами за талию, она подалась ему навстречу. Некоторое время он обладал ею нежно и бережно, но вскоре они оба почувствовали такую всепоглощающую страсть друг к другу, что им стало не до нежности. Последней трезвой мыслью, которая посетила Фиону до того, как они оба вознеслись к безоблачным высотам, была мысль о том, что Эвап напрасно утверждал, что у него нет никакого опыта в любовных делах, ее, Фиону, он способен убить своею страстью.
Она держала Эвана в своих объятиях и легонько поглаживала его по спине. Наверное, она теперь несколько дней не сможет заниматься любовью, решила Фиона и улыбнулась. Она знала, что, немного отдохнув, она будет готова к новым ласкам и вновь будет сходить с ума от безудержного желания.
И в то же время она была рала, что Эван на нее не смотрит. Она понимала, что ей потребуется еще некоторое время, чтобы избавиться от смущения, которое она испытывает при воспоминании о таких интимных ласках, о существовании которых она даже не подозревала. С другой стороны, Фиона знала, что глупо чувствовать стыд. Она ведь не испытывали ни малейшего смущения, когда ласкала губами его восставшую плоть, да и Эван после этого даже не покраснел и не попытался отвернуться, чтобы не смотреть ей в глаза. Ей доставили истинное удовольствие его ласки, и если ему было приятно заниматься с ней любовью именно таким способом, значит, нужно принимать это без всякого сопротивления и не вынуждать его успокаивать ее нежные чувства.
Легкая улыбка коснулась губ Фионы, когда она поняла, что Эван заснул. Она вновь вспомнила о том, что он пребывал после поездки с Грегором в каком-то странном настроении. Похоже, что-то его беспокоит, Фиона была в этом уверена. Как было бы хорошо, если бы он поделился с ней своими тревогами, позволил ей помочь ему решить его проблему. Увы! Он не стал этого делать. Его нежелание открыть душу причиняло Фионе боль, однако она приказала себе не принимать этого близко к сердцу. Почти всю свою сознательную жизнь Эван самостоятельно разбирался со своими проблемами и теперь, естественно, не спешит делиться ими со своей молодой женой. Просто он не привык ни с кем советоваться. Нужно подождать. Со временем он наверняка станет обращаться к ней за советом или помощью. Легонько коснувшись губами его макушки, Фиона поклялась быть терпеливой. Вот только хорошо бы проблему, мучившую сейчас Эвана, можно было решить без кровопролития.
Глава 18
Стоя у кровати, Эван зашнуровывал камзол, не отрывая взгляда от спящей Фионы. Вид у нее был измученный, и Эван ощутил легкое угрызение совести и в то же время он был горд собой. В течение последних трех ночей он сделал все возможное, чтобы довести ее своими ласками до умопомрачения. Он даже немного удивлялся собственной изобретательности и тому, что наконец-то научился усмирять свою страсть, пока занимался с ней любовью. Судя по сладострастным стонам Фионы, он становится великолепным любовником, по крайней мере в ее глазах, а лишь это и имело значение. Вот только хотелось бы верить, что подобные перемены к лучшему в их интимных отношениях произошли не потому, что у него появилась тайна, которой он пока не спешил поделиться с женой. Он еще успеет это сделать, когда станет в ней более уверен, решил Эван.
«И все-таки я поступаю не слишком красиво», – размышлял Эван, выходя из комнаты. Действительно, он пытался подчинить себе Фиону, пользуясь ее страстью к нему, хотя и понимал, что вряд ли ему удастся это сделать. За годы взрослой жизни он не раз имел возможность убедиться в том, что женщины в отличие от представителей сильного пола обычно теряют голову не от страсти к мужчине, а от любви. А вот как сделать так, чтобы она его полюбила, он понятия не имел.
Дойдя до верхнего марша лестницы, Эван остановился. А что, если вернуться в спальню, разбудить Фиону и просто спросить ее, какие чувства она к нему испытывает? Эта мысль уже не раз приходила ему в голову, однако он всякий раз отметал ее. Равно как и сейчас. Он понимал, что не противен Фионе – невозможно заниматься с мужчиной любовью с таким неистовством, испытывая к нему отвращение, – но ему ужасно не хотелось, чтобы она признавалась ему в любви лишь из боязни его обидеть. Это признание наверняка ранило бы его так, как если бы она сказала, что совсем его не любит.
Удивляясь собственной трусости, Эван покачал головой и быстро спустился по лестнице в большой холл. Он позавтракает и отправится забрать своего сына из коттеджа. Не может же он ходить туда бесконечно. Он ходил повидать мальчика всего три раза, а люди уже начали смотреть на него с подозрением. И неудивительно: раньше у него никогда ни от кого не было никаких тайн.
Час спустя, так и не найдя Грегора, Эван отправился к сыну один. За все то время, что он ходил в коттедж и возвращался обратно, никаких признаков присутствия Греев он не заметил. И тем не менее он не нарушил ритуала, который выработали они с Грегором: привязал лошадь в том же месте, что и раньше, а оставшийся до коттеджа путь проделал пешком.
По дороге Эван напряженно размышлял, как представить сына Фионс. Нужно было давно это сделать, но всякий раз, когда Эван раскрывал рот, из него не вылетало пи слова. А теперь у него просто нет времени на предварительную подготовку. Придется действовать по обстановке и молить Бога о том, чтобы все закончилось хорошо.
Эван постучался и, когда старый Робби открыл дверь, вошел в коттедж. Первым, кого он увидел, был его мальчуган, сидевший за столом. Оторвавшись от тарелки с кашей, он робко улыбнулся, и сердце сладко заныло у Эвана в груди. Во взгляде мальчика светилась надежда, и Эван понял: если бы он заранее и не решил этого, все равно бы забрал сегодня сына в Скарглас. Он не в силах разрушить эту надежду.
– Ты придумал мне имя? – спросил мальчик, когда Эван уселся напротив.
Эван покачал годовой, когда Кейт жестом предложила ему кашу, однако с довольствием взял кружку с прохладным сидром, которую она перед ним поставила.
