Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Подбирающегося к товарищу русского Шмидт заметил издалека, метров с двадцати. И увиденное его порядком удивило: разведчиком он совершенно точно не был. Перемазанный грязью черный комбинезон, ребристый шлем на голове… что за дерьмо? Танкист?! Откуда… ах, да, вероятно, один из тех, кто и захватил господина генерал-полковника. Это что же получается, Гудериан тоже где-то здесь?! Да нет, глупости… или все же нет? И большевики просто не успели эвакуировать столь высокопоставленного пленного, укрыв его где-нибудь в зарослях, подальше от места боя?
Несколько потерянных унтерштурмфюрером на размышления секунд пришлись как нельзя кстати Степке Анисимову, как раз успевшему забросать пулеметную позицию гранатами. С трудом сдерживая дергающую боль в боку, Вильгельм поднял автомат: что ж, даже если его группа и полегла здесь в полном составе, последнюю точку поставит все-таки он! И русский танкист тоже навсегда останется здесь!
Бах, бах, бах! – ударившая в ствол дерева в десятке сантиметров от головы пуля выбила щепу, остальные две прошли мимо. Лейтенант Серышев не мог назвать себя слишком уж опытным стрелком, но на тренировках в училище выдавал неплохие результаты, одни из лучших в группе. Вот только накопившаяся усталость, ранение и нервное напряжение помешали ему попасть. Скрипнув зубами, Василий задержал дыхание, прицеливаясь…
Ствол автомата описал короткую полудугу, нащупывая новую цель. Уже нажимая на спуск, гитлеровец разглядел противника: еще один танкист, в подрагивающих от напряжения руках зажат «наган».
«Да сколько же вас? – подумалось фашисту. – И с кем же мы, Scheiße, воевали все это время?!»
Автомат простучал короткой очередью.
Последним, что еще успел осознать Шмидт, прежде чем пуля вошла ему в переносицу, оказалось то, как его очередь рвет комбинезон на груди русского панцермана…
* * *
«Средний сын» – «Батьке». Дядюшку встретил благополучно, с ним один из племянников. Остальные отстали. Возможно, догонят позже, на дорогах заторы. Троих оставили с племянниками. Дядюшка устал, просит встретить машиной. Идем известный квадрат. Документы дядюшки порядке. Конец связи».
Полевой аэродром, район Вязьмы, октябрь 1941 года
– Прошу, господин генерал-полковник, поднимайтесь на борт, – с сильным акцентом сообщил сопровождающий, аккуратно беря пленного под локоть. – Полет не окажется слишком долгим.
Гейнц Вильгельм Гудериан коротко дернул плечом, сбрасывая его руку, и смерил лощеного контрразведчика в идеально подогнанной шинели, перетянутой ремнями новенькой портупеи, холодным взглядом.
Процедил сквозь зубы, постаравшись, чтобы прозвучало достаточно четко:
– Нье нушно. Я умьею хотить сам. Нье маленький.
Взглянул на застывший неподалеку двухмоторный транспортный самолет: овальная дверца в борту откинута, к порогу приставлена лесенка в несколько ступеней, в проеме торчит еще один офицер. Что ж, значит, такова судьба. Все-таки плен. Ничего, в конце-то концов, это еще не конец. Никто не заставит его, генерал-полковника германской армии, поступиться собственной честью! Так что, как говорят сами русские, «ещье погльятим, кто кого»!
– Пожалуйста, не нужно затягивать! – повысил голос сопровождающий. – Проходите в самолет, больше упрашивать не стану. – Последнее прозвучало уже с откровенной угрозой.
– Gut, – бросил Гудериан на родном языке. – Eine Minute, ich muss ein paar Worte sagen[37].
Резко повернувшись, командующий «2. Panzerarmee» сделал несколько шагов прочь от самолета. Контрразведчик дернулся было следом, но был остановлен коротким жестом того, к кому шел генерал-полковник.
Остановившись в двух метрах, Гудериан, прищурившись и играя желваками на скулах, почти полминуты вглядывался в спокойное, даже слегка равнодушное лицо командарма Ракутина, похоже, ничуть не удивленного его действиями. Одернув наскоро вычищенную и просушенную шинель, поправил на голове фуражку со сломанным пополам козырьком – тоже высушенную, хоть от этого головной убор окончательно потерял былой лоск – и четко отсалютовал, кинув ладонь к околышу:
– Бьило приятно с фами срашаться, товарьищ генераль-майор! Натеюсь, это не послетняя наша встьеча на полье срашения!
– Взаимно, господин генерал-полковник. Приятно воевать с умным и достойным противником. Вот только вынужден вас разочаровать: абсолютно убежден, что в бою мы с вами больше уже никогда не встретимся. Равно как и с вашими солдатами. Прощайте и удачного полета. Честь имею. – Кобрин козырнул в ответ.
Произнесено это оказалось на столь великолепном немецком языке, что Гудериан едва не отвесил челюсть от удивления, несколько раз оторопело сморгнув. Впрочем, хваленая германская выдержка не подвела, и мгновенно взявший себя в руки генерал-полковник, коротко кивнув на прощание, двинулся к самолету.
Штаб 24-й армии, район Вязьмы, октябрь 1941 года
Кобрин оглядел стоящих перед ним командиров.
– Ну что ж, товарищи, вот и настало время окончательно показать фашистам, кто хозяин на нашей советской земле. Товарищ генерал-майор, – легкий кивок в сторону начальника штаба, – по моей просьбе подготовил список участков фронта, на которых сопротивление противника наиболее ослабло. Вся необходимая информация до вас доведена. К пяти утра завтрашнего дня прошу командиров дивизий подготовить и предоставить мне планы ударов в данных направлениях. Еще раз напоминаю – это ни в коем случае не полноценное контрнаступление, мы работаем исключительно в полосе ответственности нашей армии. Поэтому боевая задача проста: серией точечных ударов окончательно рассечь боевые порядки противника, по возможности замыкая окруженные и разрозненные части в кольцо и уничтожая массированным артогнем и ударами реактивной артиллерии. Если позволит погода, будет обеспечена и полноценная авиационная поддержка. Боеприпасов достаточно, сегодняшней ночью прибыло два эшелона, разгрузка уже завершена. Также информирую вас, товарищи командиры, что Ставка сочла возможным и необходимым усилить нашу оборону танковой бригадой. Еще одна выгрузилась в расположении нашего соседа.
Сергей сделал небольшую паузу, переводя дыхание. Хлебнул остывшего чая из эмалированной кружки.
– Вопросы? Что, пока не имеется? Хорошо, тогда продолжу: надеюсь, все помнят сказанные товарищем Сталиным гениальные слова про головокружение от успехов? Равно как и то, о чем именно говорил Верховный главнокомандующий в далеком тридцатом году? Так вот, у нас никакого головокружения быть не должно! Равно как и перегибов на местах! Поэтому на всякий случай еще раз напоминаю: наша задача – не допустить прорыва войсками противника наших рубежей обороны. При этом нанеся ему максимально возможные потери. И – все! Повторять ошибок летних сражений мы не имеем никакого права. А вот учиться на собственных ошибках – категорически обязаны!
Кобрин незаметно мазнул взглядом по лицу члена военсовета, дивизионного комиссара Иванченко. Похоже, пассаж про летние ошибки ему не шибко понравился, однако ж смолчал. Во-первых, оттого, что рядом со скучающим видом подпирал стену лейтенант Зыкин, а во-вторых, – поскольку уже знал, с КЕМ именно вчера разговаривал командарм. Да и вообще, хоть и пересекались они буквально пару раз и ненадолго, Сергей успел убедиться, что дивкомиссар – вполне нормальный мужик, начинающий потихоньку избавляться от довоенных догм в духе «малой кровью на чужой земле».
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
