9. Аист, забери меня обратно
Мы сидим в деревне на крылечке компанией, чаевничаем, беседуем.
Артем копошится в огороде, ползает на четвереньках по грядке с капустой между кочанами.
«Родители, обратите внимание, – меланхолично замечает друг семьи, известный острослов, – вы настолько достали ребенка, что он пытается вернуться в капусту, в которой вы его нашли».
10. Воришка в законе
Во время моего очередного приезда в деревню мы с Артемом пошли прогуляться.
Это была очень, очень странная прогулка.
Мне приходилось постоянно ждать сына. И не потому, что он не поспевал за мной своими гномиковскими ножками.
Артем останавливался почти у каждого дома и беседовал с местными жителями. Причем в большинстве случаев местные жители сами окликали его через забор. Я уходил дальше вперед и не слышал детали их диалогов.
Со стороны я видел, как сынок активно жестикулировал, а порой даже подпрыгивал. О чем взрослые женщины и мужчины умудрялись разговаривать с моим двухгодовалым сыном, до сих пор ума не приложу. С тем же успехом они могли бы пообщаться со своими коровами – словарный запас Артема отличался не сильно. Один мужик даже вышел за калитку, чтобы показать моему малышу на какую-то неисправность в колесе его машины. Они минут пять сидели вдвоем на корточках и что-то обсуждали. Я чувствовал себя лишним и непоправимо городским.
Тем же вечером я вышел прогуляться перед сном по округе в гордом одиночестве.
На центральной площади деревни я мозжечком уловил знакомые флюиды агрессии. В качестве компенсации беспомощности заумным очкарикам свыше дана эта сверхспособность – дар предвидеть побои.
Краем глаза я заметил компанию подвыпивших парней. Один из них довольно громко спросил товарищей: «Это чего за крендель здесь разгуливает». Это был один из тех ритуальных вопросов без вопросительного знака в конце, на которые обычно не предполагается ответов. Такая хулиганская прелюдия. Я уже приготовился привычным фальцетом кричать «милиция».
«Да, ты че, это же папа Артема», – ответил ему кто-то из компании.
«А, тогда все ровно, респект», – успокоился агрессор.
Я не удивлюсь, если за это лето Артем наладил здесь сбыт краденых подгузников, и его короновали как воришку в законе.
11. Разлука ты, разлука
Жена приехала на несколько дней ко мне в Москву из деревни. По делам, ну, и просто так показаться, чтобы у меня не отшибло, как она выглядит. Она как-то раз прислала мне оттуда фотографию, а я игриво ответил ей: «Ой, а что это за красотка на фото?» Наверное, жена и решила: все, пора ехать, забыл меня старый.
Артем впервые в жизни остался один без родителей, с бабушкой. Жена уходила тайно, огородами, заметая следы, чтобы не травмировать ребенка.
На следующий день после приезда жены в Москву мне стало мерещиться, будто кто-то скребется снаружи во входную дверь. Понятное дело, это мой малыш пришел пешком за семьсот километров с маленьким узелком, как ежик в тумане. А ночью мне приснилось, как сынок стоит под ливнем с маленьким зонтиком, настолько крохотным, что он не мог защитить его от дождя. По лицу малыша текли струйки, во сне было не разобрать, что это – вода или слезки.
После того как жена поговорила по телефону с бабушкой, выяснилось, что отряд не заметил потери бойца. Артем продолжил делать все то же самое, что он делал при жене. Единственное, сынок стал водить бабушку в запрещенные места, куда мы ему ходить не разрешали.
Как выяснилось, никто под дождем не стоял и в двери не скребся. Молодой отец под панической атакой – тот еще симулякр. В реальности картина после отъезда жены выглядела иначе.
Я предполагаю, что примерно так.
Наутро после исчезновения мамы Артем проснулся, прошвырнулся по дому и промяучил на своем суржике:
«А предки чо, свалили? Вот это тема, бабанька, теперь можно жрать песок прямо из песочницы, хватай совочек, старая, и ковыляй за мной!»
12. Невзрослый папа
Знакомые в деревне попросили меня погулять с их дочкой шести лет.
Поначалу прогулка была даже позитивной.
Девочка вела за руку Артема. И он не пытался отгрызть ей кисть, вырываясь на свободу, как делал бы со мной. А, напротив, послушно плелся. Всем своим довольным видом сынок излучал благодарность: наконец-то папа купил ему нормальную игрушку – живую девочку! – а не эти бесконечные грузовики.
Мы втроем проходили мимо старого, заброшенного одноэтажного здания школы: разбитые стекла, покосившиеся двери.
«Ой, – воскликнула вдруг девочка, – что там сейчас внутри, интересно? Наверное, перевернутые парты, тресканутая доска (орфография оригинала сохранена; „тресканутая“ от слова „треска“, да?), цветы все завяли…»
«И скелеты двоечников повсюду…» – добавил я.
Вот он, казус. Непонимание контекста, неуважение к целевой аудитории. А ведь у меня растет сын. И скоро он начнет прислушиваться к тому, что несет его полоумный папашка.
Ну, хорошо, допустим, я добавил про скелеты не вслух, а про себя, что меня частично оправдывает. Эта конкретная девочка еще сможет гулять мимо школы без заикания.
Но ведь общеизвестно, как минимум моей родне и моей жене, святой женщине, что мое бессознательное соединено с речевым аппаратом напрямую, в обход мозга.