– Абсолютно не связано, Тамара. Я не маленький мальчик, чтобы жаловаться на ссадины и ушибы. Кстати, тебе привет от Варвары Белкиной.
– Если бы заехала Белкина, я бы с тобой не разговаривал. Да и с какой стати колотить меня хрустальной пепельницей? Приставать бы начал, так она не отказала бы.
– Может, она тебя совращала, соблазняла, а ты не поддавался, вот она разозлилась и стукнула?
– Я бы перед ней не устоял, – перевел все в шутку Дорогин.
В спальне задвинулись шторы, и днем наступила ночь. Рука Тамары скользнула под шею Дорогину. Женщина шепнула ему на ухо:
– Не дергайся, просто лежи. Нам и так хорошо отдыхать вместе.
Глава 13
Наталья Евдокимовна Вырезубова ни минуты не сомневалась в том, что ее сыновья не ударят лицом в грязь. Ведь это она велела им убить девку и теперь с нетерпением ждала возвращения детей. Она приготовила им сытный ужин, благо, холодильник полон. У нее имелись свои рецепты, ведь ни в одной поваренной книге не прочтешь, как нужно готовить человечину. Возможно, опытом могут поделиться какие-нибудь американские или африканские каннибалы, но у них другие специи, которых в Москве днем с огнем не найдешь. И готовят там на открытом огне, а у Натальи Евдокимовны имелась в распоряжении газовая плита с электродуховкой да микроволновка, которой она пользовалась лишь для того, чтобы разогреть готовое блюдо. Новшествам женщина не доверяла.
Она хлопотала на кухне, заглядывая то в одну, то в другую кастрюльку. Вырезубова прекрасно знала вкусы каждого из сыновей. Плюша любил пожирнее, Григорий предпочитал, чтобы жира было поменьше, он любил мучные соусы, обильно сдобренные специями.
«Ну вот, приедут, соберу на стол, накормлю. А потом они мне все расскажут, ничего не утаивая, как в церкви священнику, в мельчайших подробностях.»
То, что осталось – обрезки кожи, сухожилия, куски человечьего жира, – она собрала на разделочную доску. Образовалась довольно высокая горка. С разделочной доской в руках Наталья Евдокимовна вышла во двор и по-мужски свистнула, тонко и протяжно. Граф и Барон наперегонки бросились к хозяйке, едва не сшибив друг дружку. Они нежно рычали, заглядывали женщине в глаза, приседали на задние лапы.
Наталье Евдокимовне показалось, что еще пару мгновений – и псы, как в цирке, встанут на задние лапы, а потоми их еще пару минут, так и заговорят человеческими голосами. Зря, что ли, человечину жрут? Она даже представляла, что каждый из псов скажет:
"Я лучший!” – прорычит густым басом Барон. “Нет, я лучший! Я всегда прибегаю первым!”.
– Ну ладно вам, – с немного деланной злостью произнесла Наталья Евдокимовна.
И собак, и сыновей она держала в строгости, каждый должен знать свое место и заниматься своим делом.
Она взяла кусок мяса, из которого свисали сухожилия, и бросила между собаками. Те наклонили морды, ударившись лбами, но драться при хозяйке не стали, хотя готовы были разорвать друг друга на части.
– Правильно, – произнесла Наталья Евдокимовна назидательно, – со своими ссориться нельзя. Мы сила, когда все вместе, как пальцы на руке: нас пятеро, и каждый должен делать свою работу. Я – указательный палец, – и она щедро вознаградила псов за выдержку.
Когда псы расправились с остатками человечины, когда вылизали траву – а сделали они это с молниеносной быстротой: ведь каждому хотелось урвать побольше, – Наталья Евдокимовна сходила на кухню и взяла два больших куска вареного мяса, из которых торчали голубоватые, раскрошенные топором кости. Она знала, постоянно кормить собак сырым мясом нельзя, пробуждается дикая злость. Сырое мясо – это угощение, деликатес, а набивать желудок надо мясом приготовленным.
"Где же мои дети?” – думала она, глядя на псов.
Огонь под кастрюлями был погашен, кастрюлька с соусом укутана в полотенце. Хозяйка вымыла руки, расставила на столе приборы и прислушалась. Ее тонкий слух уловил рокот мотора. Псы тоже поняли, что едут хозяева, и подались к воротам.
"Свои своих чуют”, – с блаженной гримасой на лице подумала Наталья Евдокимовна, направляясь к воротам, чтобы отпереть их и встретить детей, как положено.
Но встречи героев не получилось. Уже сразу по лицу Ильи она догадалась: стряслось неладное. Братья избегали смотреть матери в глаза и пытались спрятаться друг за друга.
– Ну, что? – односложно спросила женщина, и черные короткие брови сошлись над переносицей, а жесткие седые волосы прямо-таки засверкали, словно их густо намазали жиром.
– Мама, мы хотели, – первым заговорил Илья, – но ты знаешь…
– Вы убили ее или нет?
– Мы не успели, нам помешал какой-то урод. Мы все сделали как следует, прошли в палату… Заведующего лабораторией, Федора Ивановича, мы порешить успели…
– Меня он не интересует. Вы меня ослушались, я сказала убить сучку поганую, а она жива?
– Мама, вы знаете, она сошла с ума, – быстро заговорил Илья, – Федор Иванович нам сказал, что она…
Женщина шагнула к сыну и наотмашь ударила ладонью по щеке. Удар был сильный, голова Ильи дернулась в сторону. Он знал, что прятаться от матери – делать себе хуже. Он стоял и молчал, как солдат, сбежавший с поля боя, перед судьями трибунала.
Наталья Евдокимовна подула на раскрасневшуюся ладонь правой руки, а потом левой заехала по щеке второму сыну.
– Почему мать не уважили? Если я сказала, должно быть сделано!
– Мы вернемся, мама, мы сучку прикончим, на куски порвем, только надо хорошо обдумать!
– Вам туда соваться больше нельзя. Вас кто-нибудь видел?
– Нет, никто! Медсестра выскочила в коридор, но она не успела, мы ее с ног сбили. Но за нами гнался мужик. Мы его почти придушили, но он хитрый, сволочь, сильный, как медведь. Мы вдвоем, а он один…
– Слабаки! Останетесь без ужина, все псам отдам! Братья поняли, что они виноваты и защиты искать не у кого.
У них на глазах мать вынесла две большие кастрюли с человечиной и выплеснула их в два алюминиевых таза. Затем разделила соус, обильно полив горячее мясо.
– Смотрите, как они будут жрать вашу пайку. Они ее заслужили, а вы ляжете спать голодными. Быстро мыть посуду, а потом в оранжерею, цветы поливать.
Пока сыновья усердствовали на кухне, выполняя поручение матери, выслуживаясь перед ней, Наталья Евдокимовна, словно каменное изваяние, сидела на скамейке и не мигая смотрела на восходившую луну. Чем выше поднималось ночное светило, тем сильнее загорался в ее глазах недобрый огонек.
Наконец камень дрогнул, губы ожили, растянувшись в отвратительной улыбке. Женщина сцепила пальцы и хрустнула суставами. Она не спешила отрывать сыновей от работы, дождалась, пока они сами не пришли и не стали перед ней понурив головы.
