А потом автомобиль поехал, поворачивая и набирая скорость. Его затошнило: он оказался беспомощным. Его насильно увозят от Эми в решающий час.
Глава 12
Лесли Джон Стивенсон заворочался на темно-коричневом белье, которым была застелена его просторная кровать. Он потянулся, громко зевнул и снова лег спокойно. Улыбаясь, он поднял голову, чтобы посмотреть на часы на туалетном столике. Четверть четвертого. Ну, не лентяй ли он: валяется в постели до вечера! Тем более когда ему необходимо закончить свое дело с Уэллсом. Он тихо рассмеялся. Получить удовольствие от двух женщин за вечер – это для мужчины непросто. К тому же он не так молод, как прежде. Да и полиция оказалась в парке Макларена неожиданно быстро. Можно было подумать, что их вызвали. Он был застигнут врасплох – и ему пришлось бежать, как когда-то в Уайтчепеле. Домой он попал только в семь утра – и был в тот момент очень усталым.
– Даже ангелам Сатаны нужен сон, – сказал он себе.
Стивенсон бодро встал с постели, на которой спал нагим, ушел в ванную и встал под горячий душ.
Он не жалел, что так вымотался. Соблазнение и убийство Долорес Кларк стали самым ярким сексуальным опытом всей его жизни. Полностью обнаженная, она оседлала его, повернувшись к нему спиной. Ее темное блестящее тело энергично двигалось. Она стонала, но постепенно эти звуки перешли в крики, в отчаянные мольбы о завершении. Он потянулся за ножом, нашел его – и мощно кончил, вонзая лезвие ей в живот снова и снова. Он толком не помнил, что делал потом, – столь сильной была его страсть, столь глубоким удовлетворение.
Он выпил привычную чашку чая перед камином, любуясь зимним солнцем, падавшим в гостиную сквозь витражное окно. Наверное, Уэллс с ума сходит, читая газетные отчеты об убийствах и понимая, что за это ответственна его машина времени. Да, Уэллс, конечно же, продолжает попытки его найти. Какая сладкая ирония! Он отыщет его уже очень скоро, только не совсем так, как ожидает.
Стивенсон налил себе еще чая, смакуя свой строгий и в то же время причудливый план. Его действия принесут ему свободу, устранят все преграды и угрозы. Машина времени окажется в его полном распоряжении: он станет непобедимым.
Вдохновившись, он прошел к секретеру, сел за него и начал слагать стихотворение.
«Жестока настоящая любовь, –
Рек мудрый царь, что истину прозрел. –
Голубка моя царственная, вновь
Мы утолим желанье наших тел.
Царица поклялась: «Твоя навечно,
Люби, убей, терзай бесчеловечно».
Ведь женщина одно должна понять:
Любовь дана, чтобы страдать.
Он запрокинул голову и расхохотался, восторгаясь своей импровизацией. Он записал ее для потомства – и передернул плечами, испытывая чувство гордости. Хотя это стихотворение и пронизано духом донкихотства, оно обладает легкостью, танцевальным ритмом, поистине ироническим тоном. И при этом он не пожертвовал ни единой идеей. Да, это творение определенно должно сохраниться в веках. Надо будет озаботиться его публикацией. Он не сомневался в том, что это сочинение может тягаться с тем, что Шелли запечатлел в своей поэме «Ченчи».
Быстро одевшись, Стивенсон ушел из дома. До наступления вечера ему хотелось купить какой-нибудь необычный нож. Возможно, если у него останется время, он зайдет куда-нибудь на легкий ужин, а потом отправится на квартиру к Эми Роббинс. Он улыбнулся. Поистине, сатана к нему благоволит!
Лесли Джон повернулся лицом к проезжей части. В очередном потоке машин такси не оказалось, поэтому он принял позу, которую уже много раз наблюдал в 1979 году: выставив руку с отставленным вверх большим пальцем, он стал ждать, чтобы его подвезли.
* * *
Более щуплый из двух мужчин медленно вел седан по Джонз-стрит, словно на неспешной экскурсии по городу. Второй сидел, обернувшись через заднее сиденье, и с задумчивым видом качал в руке «смит-вессон».
– Вы совершаете ошибку! – крикнул Уэллс. – Ужасную, ужасную ошибку! – Наручники больно впивались ему в запястья. – Там будет убита девушка, вы меня слышите?
– Славный пистолет. Где взяли?
– Может, разъяснишь ему права?
– Угу.
– Да послушайте же меня!
– Вы имеете право молчать…
– Прошу вас!
– И право выбрать себе защитника.
– Бога ради, парень!
– С этого момента вы уведомлены, что все вами сказанное может быть использовано против вас на суде.
– Вы не понимаете, да? – завопил Уэллс.
– Слушай, ты! Если не прекратишь на меня орать, то вообще не сможешь разговаривать! Это тебе понятно?
– И вам все равно, – тихо добавил Эйч Джи.
Он уставился в окно: его разум переполняли пугающие мысли вселенского масштаба. Ему нельзя терять голову, иначе все будет потеряно.
Они наконец добрались до полицейского управления и остановились позади здания, где собрались полисмены в форме: они курили и перешучивались. Надпись над дверью гласила: «ТЮРЬМА». Его вытащили из седана и повели к зданию. Никто на него внимания не обратил. Этот человечек мог быть кем угодно: богачом, бедняком, нищим, вором… Он был неинтересен.
Когда Уэллса проталкивали в дверь, ему удалось в последний раз оглянуться. Тени удлинились… Ему отчаянно хотелось посмотреть на часы, но они были на запястье одной из скованных за спиной рук.
Время, самый драгоценный дар – его похитила у него полиция.
– Я не преступник! – крикнул он.
Его никто не слушал.
По зеленому коридору его провели к лифту и заставили в него войти. Устройство медленно поехало вниз. Эйч Джи тупо недоумевал, преисполняясь глубокой печалью. Он понял, что если бы был полностью честен с Эми и рассказал ей о своих намерениях, то скорее всего здесь не оказался бы. Или же как минимум она поехала бы с ним. Сейчас же Эми осталась одна – и ждет его возвращения. Ему хотелось надеяться, что она сообразит уйти из своей квартиры. Если она задержится, то вместо него самого увидит доктора Лесли Джона Стивенсона. При этой мысли он резко выпрямился, панически заорал и ударил всем телом в двери лифта. Более массивный из полисменов отшвырнул его к дальней стене кабины. Его голова с силой ударилась о металлическую панель. Он соскользнул по стене на пол. Следователь бесстрастно помог ему встать и удержаться на ногах.
Тут лифт остановился, и дверцы открылись. Уэллса подвели к зарешеченному окошку, и он разглядел, что сидящий за решеткой мужчина – сержант, а следовательно, лицо с некоторой долей влиятельности.
– Я требую встречи с лейтенантом Митчеллом!
С него сняли наручники. После этого сержанту передали пистолет Эйч Джи, его газету, дорожные чеки, драгоценный цифровой хронометр и все остальное, что было у него в карманах. В качестве последнего унизительного момента с него сняли ремень – и он побагровел: на мгновение ему показалось, что с него спадут брюки.
