Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Полчетвертого на часах. «Гаврила ждал в засаде зайца». Куда же это заяц подевался? Не передумал ли? Не решил ли подождать денек-другой? Нет, вряд ли. Тебя, зайчишка-шалунишка, высокотемпературной плазмой жжет нетерпение. Должен ты появиться. Не подведи уж нас. Пожалуйста…
– Говорит Седьмой, – едва слышно зашуршала рация. – Готовьтесь к приему гостей.
Не подвел, заяц… Впрочем, о гостях я уже догадался. Тиха подмосковная ночь. И шум моторов в ней слышен прекрасно.
– «Черокки» и «Москвич», – расписывал ситуацию Седьмой. – Двое в дом заходят. Трое на улице сторожат.
– Принимайте троих, – прошептал я. – Об этих мы позаботимся…
Послышался скрип двери. Шуршание подошв по бетонному полу. Приглушенные голоса. Резкий в тишине дома стук. Ругань.
– Твою мать! Понаставили табуреток!
Опять шарканье подошв.
– Здесь, кажется, – другой голос.
Точно. Информация у посетителей исчерпывающая. Они остановились перед камином.
– Дай открою, – первый голос.
Знали бы они, что за этой драматической кульминационной сценой, именуемой «Крах операции «Сокровище», наблюдают благодарные театралы… Все, пора и нам на сцену. Теперь надо зажечь мощный фонарь. Кинуться в соседнюю комнату. Диким голосом заорать:
– Милиция! К стене!
Луч выхватил из темноты парочку – один высокий квадрат, второй – среднего роста хлюпик. Рука хлюпика тянется назад, за ремень. Мне объяснять не надо, что сзади за ремнем обычно бандюки прячут пистолеты – быстрее при разборах выхватывать. Теперь надо двигаться порезвее.
Разделяющее нас расстояние я преодолеваю стрелой. А мой прямой в лоб летит пращой. Удар не в полную силу – я же не убивец. Хлюпик растекается по стене. Из его руки со стуком выпадает шестнадцатизарядный «глок».
Боец СОБРа ногой сшибает дыхалку у квадратного и ударом пистолета в челюсть «доделывает» его, роняет на пол. Да, из клиентов бойцы получились никакие. Избиение младенцев.
С улицы слышны крики. Хлопки выстрелов. Шум быстро стихает.
– Упаковали всех, – сообщил зашедший в дом командир группы СОБРа.
– Кто стрелял? – спросил я.
– Мы, кто же еще.
– В кого?
– Вверх. Для урока. Кое-кто решил устроить забег.
Квадратного уволокли в соседнюю комнату. Хлюпику я защелкнул наручники и прислонил его к стене. Он стонал, морща лоб. По щеке текла слеза.
– Чего, Сергей Франсович, ностальгия замучила? – спросил я.
– Я никакой не Франсович, – произнес он и сморщился, зашипев от боли. Хорошо я его приласкал.
– Правильно. Сергей Франсович Кельм взорван в своей автомашине в Мюнхене. Тебя нет. Веня, – я обернулся к командиру группы СОБРа. – Его нет. Призрак Его можно спокойно грохнуть.
Я вытащил пистолет, передернул затвор, приставил ствол «призраку» ко лбу.
– Не здесь, – деловито подсказал Вениамин. – Надо в лесок вывезти.
– Точно. Пошли.
– Вы чего, менты?
– Поднимайся.
– Вы с дубу рухнули? – Он заволновался.
– Франсович, где Меньшевик? Пять секунд тебе на ответ…
– Ладно. Пушку убери… Нету Меньшевика. Был, да весь вышел…
– Где тело? – склонился я над Кельмом.
Он встряхнул головой, изгоняя туман из головы. Испуг его прошел. Он снова начал мыслить четко. И первая его мысль – так не бывает, чтобы менты вывели задержанного в лесок и поставили к дереву.
– А ты поищи. Ничего больше не скажу.
– Не скажет? – вопросительно посмотрел на меня собровец.
– Не скажет. Упрямая сволочь…
* * *
Дед Сергея Кельма был немецким антифашистом-подпольщиком, в середине тридцатых годов он эмигрировал в СССР вместе с семьей. Отец – Франс Кельм – в войну служил в СМЕРШе, потом делал карьеру на юридическом поприще, дорос до должности заместителя прокурора города Москвы по надзору за судами и больше заботился о том, чтобы законы соблюдали другие, а не он сам и члены его семьи, а потому жена его подрабатывала спекуляцией в крупных размерах. Сергей же с пятого класса решил стать художником.
Собственно, он еще в пятом классе решил стать не таким художником, который скитается по подвалам, на последние деньги покупает кисти и краски, порой вместо хлеба и колбасы, и становится всемирно известным после безвременной кончины. Он хотел стать таким художником, который имеет выгодные заказы и зарабатывает массу денег. Мальчонка уже тогда понимал, как хорошо иметь много денег. Как хорошо иметь вещи, которые не имеет никто. И еще лучше, когда эти вещи у всех на виду, на зависть окружающим. У него всегда так и получалось. Детвора сходила с ума по жвачкам, они считались мерилом благосостояния, и порой счастливые их обладатели давали дожевать их товарищам. У Сережи-семилетки у первого появились жвачки, да столько, что завались. Когда он стал постарше, признаком богатства стали американские джинсы – это тогда было примерно то же, что сейчас новый «Вольво». У восьмиклассника Сережи были американские джинсы, одни из лучших. И дубленка была – а это уж совсем из торгашеских привилегий. А импортные кассетные магнитофоны – они стоили безумные деньги, и ими мало кто мог похвастаться, Сережа владел японским двухкассетником, а дома стоял роскошный музыкальный центр «Грюндиг». Кроме того, у папаши-прокурора была невиданная роскошь – собственная синяя двадцать четвертая «Волга», и Сережа рано научился ее водить, пижоня за рулем перед однокурсниками.
После школы Сергей Кельм поступил в Суриковский художественный институт. Без волосатой лапы в такие институты в ту пору не поступали. Правда, раз в год-два отыскивался в какой-нибудь деревне самородок, и тогда устраивалась комедия с торжественным его приемом в этот суперпрестижный вуз. Но в остальном так уж повелось, что все места в Суриковском были расписаны давно и с их детства закреплены за детьми, внуками и правнуками – в основном художников, народных художников, заслуженных художников. Ну и иногда за сыновьями прокуроров.
Некоторый талант у Сергея, несомненно, присутствовал. Но этого явно не хватало. Стажировки студентов Суриковского в Италии (по временам железного занавеса невероятная удача), участие в престижных выставках – все проходило мимо. Мир искусства был достаточно сложен и запутан. Например, членом Союза художников не станешь без персональной выставки, а персональную выставку не устроишь, если ты не член СХ. Все уютные, плодородные участки оказались застолблены и огорожены заборами с колючей проволокой, урвать свое место под солнцем было трудно. А тут еще пресловутый пятый анкетный пункт – это на военный завод или в райком не устроишься, если там определенная отметка, а в мире изобразительного искусства и музыки получалось как-то наоборот – она служила некоей привилегией для лиц определенной национальности, которой у Сергея не было. Немец ты или русский – для Союза художников не лучшая участь.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
