«Пустота! Пустота! Меня нет, меня пожрал демон…»
Так кричал брамайн-археолог, корчась на полу первого яруса. Гельмут стоял в двух шагах. Ноги приросли к земле, как в кошмарном сне. Человек на его глазах превращался в слюнявого идиота. Взгляд гас, словно внутри садился невидимый аккумулятор. Лицо оплывало сугробом под солнцем. Пальцы, сведенные судорогой, рвали одежду на груди, в кровь царапали кожу, пытаясь добраться…
До сердца? До нервов?!
Археолога быстро подняли на поверхность, но он уже впал в кому. «Приобщился к Атману», – сказал пожилой брамайн, прилетев за телом. Живым? Мертвым? Лучше, наверное, и не знать…
Позже Гельмут узнал, что «севший аккумулятор» не был фигурой речи. Внутри пирамиды отключались физиологические способности энергетов, плоды тысячелетий эволюции. Иссякали «резервуары» брамайнов, гас «внутренний огонь» вехденов, гематры теряли способность к вычислениям, а помпилианцы – связь с рабами. Три летальных исхода. Семеро угодили в психушки. Очень скоро энергеты перестали соваться в пирамиды. Возможно, предки овакуруа были энергетами? Для аборигенов пирамиды – табу?
– …Гельмут! Смотри сюда!
На дисплее удаленного контроля что-то происходило. Гельмут сунулся ближе. Оперся о спинку операторского кресла, навис над Юнсой, ловя ноздрями запах этой шлюхи. Проклятье! – несмотря на вчерашнее, у него началась эрекция…
– Это невероятно!
…в кафе, расположенном напротив транс-зала, сидел Монтелье.
Он старательно делал вид, что оказался здесь волей случая. Вот, чудесный бренди. Вот, дивный кофе. Зрители кивали ему, заходя в зал. Монтелье не отвечал. От него исходила волна равнодушия, слишком яркого, чтобы быть естественным. Великий режиссер знал, что он – скверный актер, но ничего не мог с собой поделать.
Единственными, кому он помахал рукой, были Регина с Линдой.
Нервничает, улыбнулась Линда. Ага, согласилась Регина. Как мальчишка. Нет, возразила Линда. Мальчишки нервничают иначе. Я знаю, я имею возможность сравнивать. Он совсем не прячется, этот Монтелье. Он нервничает демонстративно. Представляешь? Чего ему прятаться, рассмеялась Регина. Публичный человек, весь на виду. Это мы с тобой – мышки-нарушительницы. Доставай карточки…
К счастью, им удалось проскользнуть в ложу, не встретив никого из знакомых. Запершись, девушки достали тюбик со «Старичком». Гель приятно холодил кожу. Взяв капсулу с плесенью «Мондонга», Регина вспомнила вчерашний разговор с Оливейрой. Уяснив, что девушки не расположены более обсуждать достоинства и недостатки Фомы, герцог непринужденно сменил тему разговора. Я договорился с сеньором Монтелье, сказал Оливейра. Он посетит Террафиму в конце года.
Вы хотите устроить фестиваль, догадалась Регина.
Нет, сказал герцог. Я хочу познакомить сеньора Монтелье с Луисом Пералем, драматургом. Пьеса «Колесницы судьбы» могла бы лечь в основу замечательного фильма. Трагическая коллизия плюс эскалонский колорит. Если сеньор Монтелье согласится, я готов субсидировать производство картины.
О чем пьеса, спросила Линда.
О судьбе, ответил герцог. О мире и человеке. О юноше, сыне ювелира, отправленном учиться на Хиззац. Когда он вернулся доктором философии, родина встретила его ударами кнута. Философ, как показалось маркизу де Кастельбро, был недостаточно почтителен в разговоре с его светлостью. Слуги Кастельбро напомнили дерзкому, кто есть кто. Дальнейший сюжет позвольте опустить. Если желаете, я вышлю вам текст пьесы в переводе на унилингву.
Сюжет автобиографичен, спросила Регина.
Да, кивнул герцог. В большой мере.
III
– Ну как? – спросил Джошуа Фластбер, этнолог.
– Никак, – ответила Сибилла Трен, психир.
Не сговариваясь, оба посмотрели в сторону кустов молочая. Там, сидя на земле, маленький охотник Цагн сортировал подарки. Еду – отдельно, красоту – отдельно. Ничего другого овакуруа не брали. Охотно соглашаясь на исследования, местные дикари отказывались даже от железных ножей. Еда и красота. И то не всякая еда, и уж тем более не всякая красота.
Если подходящего подарка не находилось, овакуруа давали исследовать себя просто так.
– Ненавижу, – сказала Сибилла Терн, психир. – Кажется, что я два часа билась лбом в стенку. Это не человек. У него нет мозгов. Вообще.
– Есть, – возразил Джошуа Фластбер, этнолог. – Медсканер показывает, что есть. Эксперты Лиги утверждают: овакуруа – люди. Все овакуруа Мондонга так обычны, что меня от них тошнит. Все, кроме обитателей пустыни Карагуа. Каменный век, каменные головы.
– Если бы только головы! Помнишь, они притащили в поселок юношу с распоротым животом? Сказали, что несли издалека, пять дней. В госпитале раненому удалили два метра кишечника. Через неделю он плясал у госпитального въезда, радуясь восходу солнца. И знаешь что? Я разговаривала с врачом, делавшим операцию. Дикарь категорически запретил использовать наркоз. Врач думал, парень изойдет криком. Ничего подобного. Во время операции он рассказывал врачу сказки.
– Сказки – их коронный номер. Я записал уже сотню кристаллов.
Они третий месяц были любовниками, Джошуа и Сибилла. Ей нравилось, что он пахнет зверем. Ему нравилось, что она молчит во время секса. Обоим нравилось экспериментировать. Даже когда они просто разговаривали, в воздухе между ними висело желание. Сплетенье ног, влажный язык, пенис, дрожащий от возбуждения; треугольник темных, блестящих от пота волос…
Они были любовниками, и были людьми, и точно знали об этом.
– Лучшие телепаты Галактики, – сказала Сибилла Терн, психир. – Активные день за днем идут на таран. Пассивные день за днем идут на погружение. И что? Вместо тарана – пшик. Вместо погружения – барахтанье на мели. Племя дикарей, неуязвимых для телепатического вторжения. Я, пси-хирург с дипломом, полученным на Сякко, чувствую себя калекой. Я ни на шаг не продвинулась, Джош. Психика этого уродца закрыта для меня. Это пирамида, вкопанная в землю. Пирамида с иными константами. Ты понимаешь, что это значит?
– Понимаю, – кивнул Джошуа Фластбер, этнолог. – Это значит, что надо продолжать.
– Нет! Я не могу. Представь, что тебе велено оплодотворить женщину. Естественным путем. Она лежит перед тобой, обнажена и доступна. Но подходя к ее кровати, ты всякий раз делаешься скопцом. Если я скажу тебе, что надо продолжать, что ты мне ответишь?
Маленький охотник Цагн сидел под кустом молочая. Рядом с ним паслись две антилопы – в поселке их подкармливали, сделав совсем ручными. Над животными парила резная крона акации; еще выше – густо-синее небо обмахивалось веером перистых облаков. Близился период дождей. Верткая ящерица рискнула проскочить открытое место, и попалась. Маленький охотник Цагн ухватил ее поперек туловища, оторвал голову и принялся обедать.
