Она пробежала по нему оценивающим взглядом, словно примеряла к занавескам.
– Отличная фамилия, – наконец сказала она, отпустив его руку.
– Спасибо. Она, гм… Досталась мне от отца.
– Да, – подтвердила она, убирая за ухо золотой завиток, – обычно так и бывает.
А потом она рассмеялась, здоровым, обильным, щедрым смехом, и Винс решил, что такого невероятного звука он прежде не слышал.
У Джесс не было неуверенности, характерной для новичков. Она без сомнения переключала скорости, болтала без умолку и вела машину с четкостью опытного таксиста.
Она была высокой, около ста восьмидесяти сантиметров. Каштановые волосы до плеч с прожилками золотых прядей, убранные назад пластмассовой заколкой-крабом. Кожа естественного оливкового оттенка, подчеркнутого, как позднее выяснил Винс, с помощью кисточки и разноцветных блестящих шариков.
Не его тип.
В ней не было самобытности и женственности, как в его предыдущих девушках. Она не одевалась по моде, предпочитая хлопчатобумажные брюки со шнурком, сидящие ниже бедер, или выцветшие джинсы с узкими футболками и шлепанцами. Похоже, у нее вообще не было обуви на каблуке, а из украшений она носила только маленькое серебряное сердечко на шее. Раз в неделю она посещала солярий и носила белые стринги, которые выглядывали из-под штанов, как белые кости.
Она была жестче его предыдущих девушек. В юности она сделала два аборта, и еще были какие-то истории с наркотиками, Ибицей, клубами и беспорядочными сексуальными связями, но к тридцати она очень изменилась и теперь пришла к йоге, пилатесу, рыбе на пару и сексуальному воздержанию. Она называла себя «исправившимся гедонистом».
Объяснение, почему она решила научиться водить только в тридцать, было вполне типичным для Джесс:
– Раньше мне это было не нужно. Я была вечно под кайфом, или пьяна, или с парнем.
Она работала продюсером больничной радиостанции в Чейз-Фарм, и ей почти ничего не платили. Жила она над зоомагазином в Энфилде, в однокомнатной квартире, где витал легкий аромат пропитанной мочой соломы. У нее была черная кошка Паша и две полосатые рыбки, Эс и Уизз, а все ее комнатные цветы почти засохли.
Винс узнал все это за десять дней после ее первого урока вождения, сначала из постоянного потока слов, которым она осыпала его, пока они ползли по задним улицам Энфилда, а потом когда проснулся в воскресенье утром в ее квартире, после ночи секса, реально меняющего жизнь.
Их общее воздержание стало общей темой и стимулом сдвинуться с мертвой точки. Они говорили о сексе, словно сидящие на диете и кружащие вокруг тарелки с профитролями люди, взаимно уважающие выдержку друг друга, но втайне ожидающие позволения сорваться.
– Боже, – простонала Джесс потом, откинувшись на подушки, – напомни-ка мне, почему я не делала этого целых два года?
Винс не придумал ни одной причины. У него еще никогда не было такого прекрасного секса – если бы был, он бы точно не отказывался от него целый год.
Джесс знала разные тонкости, использовала реквизит, ругалась во время секса грязными словами. Винс впервые в жизни не ощущал абсолютно никакого контроля над происходящим, и ему это нравилось.
Отчасти он ожидал, что наутро она его выгонит, будет стоять над кроватью, держа двумя пальцами его ботинки и повесив на руку его пальто, но вместо этого она приготовила завтрак – идеально сваренные яйца-пашот на тостах со сметаной и капелькой сладкого соуса чили.
– Уэвос-ранчерос в стиле Джесси, – объявила она и снова залезла к нему в кровать. – Могу посмотреть, как ты вскрываешь желток?
Спальня была покрашена в белый цвет, и места хватало только для огромной кровати. Над кроватью, напротив окна с видом на букмекерскую контору, висел огромный холст с репродукцией каллы. На маленькой белой кухне пристроились бутылки с уксусом и маслом, коробки с дорогой пастой. Ванная тоже была маленькая и белая и наполнялась громким гудением, стоило дернуть за выключатель света. В гостиной стоял маленький деревянный обеденный стол с хромированными, изогнутыми посередине подсвечниками, а перед установленным в этническом шкафу телевизором расположились два маленьких усыпанных подушками желтых дивана.
Она снимала квартиру у подруги, живущей в Сиднее, и было сложно сказать, где заканчиваются вкусы подруги и начинаются вкусы Джесс, но образ жизни Джесс явно стремился к хаосу. Одежда сушилась на радиаторах и стульях. На журнальном столике в беспорядке валялись газеты с прошлого воскресенья, обеденный стол был заляпан грязными пятнами, а на телевизоре лежал апельсин.
– Откуда шрамы? – спросила она, проведя пальцами по его челюсти.
– Не думал, что их еще видно.
– Видно. Они совсем бледные, но есть.
– Пластическая хирургия, – объяснил он. – У меня был неправильный прикус, вот такой. – Он привычно выдвинул вперед нижнюю челюсть. – Вырезали часть кости.
Джесс содрогнулась.
– Ой.
– Не думал, что ты такая чувствительная, судя по этому, – удивился Винс, указывая на татуировки на ее предплечье и бедре.
– Это просто уколы, не порезы. Между порезами и уколами большая разница. Так как ты выглядел раньше? Совсем уродливо?
– Да. Неважно. Не сказать, чтобы имел большую популярность среди девчонок.
– И к лучшему, – сказала она, пощекотав его под подбородком. – Зато ты смог развиться как личность. Если бы ты был таким красавчиком всю жизнь, ты стал бы поверхностным и скучным.
Винс чуть не ответил: «Но я и есть поверхностный и скучный. У меня не ни интересов, ни увлечений, ни амбиций. Я ничего не знаю ни о политике, ни о спорте, ни о мире. Просто смотрю телевизор и обучаю людей вождению», но решил сохранить безупречность ее комплимента и ничего не отвечать.
– Я всегда думал, что потеряю девственность с девушкой вроде тебя, – сказал он.
Джесс ошеломленно спросила:
– Что? То есть?..
– Нет-нет. Я имею в виду до того, как потерял девственность. Думал, это случится с кем-то вроде тебя, опытным… Тем, кто в теме. Понимаешь?
– Ааа. – У нее загорелись глаза. – Было бы здорово. Это моя маленькая фантазия. Лишить девственности неопытного юношу. Кто была эта счастливица?
– Джой, – резко ответил он.
– Джой? Ей что, было за семьдесят?
– Нет. Просто старомодное имя. Она была моей ровесницей.
– Сколько ей было?
– Восемнадцать. Она тоже была девственницей.
– О боже, наверное, ужасно было?
– Нет, вообще-то, здорово. Очень, очень здорово.
– Не верю! Как такое возможно? Ни один из вас не знал, что делать!
– Не знаю. Но все получилось как надо.
Остаток утра они провели в постели, где пять раз занимались сексом. Уже через десять часов отношений Винс понял, что обрел лучшего сексуального партнера в жизни. Что бы ни случилось потом, Винс будет всегда использовать секс с Джесс как эталон, по которому будет судить последующие отношения. Текли минуты, секунда за секундой, ласка за лаской, и все больше казалось, что это не просто одноразовый опыт, который Винс будет извлекать из глубин памяти долгими зимними вечерами. Они относились друг к другу с добротой, бережно. Обсуждали семьи, свою жизнь, воспоминания детства. У Джесс не было от него секретов, не было двойного дна, она рассказывала ему все, словно бросала вызов – понравится ли она ему, несмотря на все ошибки.
