Зато потом, когда, хватаясь за осклизлые стены, я прошла еще несколько метров, откуда-то сверху просочился неяркий свет и ущербным лунным серпиком застыл посреди смрадной лужи. Я задрала голову и разглядела чуть сдвинутую крышку люка, а за ней — кусочек звездного неба. Вздохнула и сказала себе: ну что ж, теперь, по крайней мере, я знаю, чем пахнет свобода.
А дальше я действовала на манер радистки Кэт, то бишь работала головой. С той лишь разницей, что у Кэт еще и младенцы на руках имелись, а я, по крайней мере, хоть этим не была отягощена. Вылезла и рухнула на траву, даже не оглядевшись как следует. А зря, потому что в двух шагах от меня подозрительно зашелестели кусты, после чего из-за них же внезапно показалась зловещая тень.
Я открыла рот, чтобы заорать, а тень приняла человеческие очертания, зажала мне рот ладонью и утащила в кусты. Боже, мелькнуло в моем взбаламученном сознании, стоило месить дерьмо, чтобы так глупо попасться! Нет уж, хренушки! Я изловчилась и звезданула невидимку локтем под дых. Потом, не давая ему очухаться, лягнула ногой в то место, где, по моим прикидкам, у него должно было находиться это, ну сами знаете что.
Как видно, расчеты мои оказались верными, ибо неприятель обмяк, невнятно ругнулся и, охая, сел в траву. А я уже вовсю навострилась задать стрекача, но этот козел в последний момент успел соорудить мне подножку. Я грохнулась так, что земля задрожала, а он больно придавил меня всем своим весом и прошипел буквально следующее:
— Дура, лежи спокойно, пока нас не застукали…
И хотя я в прямом и переносном смысле находилась в прострации, такие речи показались мне несколько неуместными для Баска, Голопуленки или Сигизмунда Потапыча. Тогда кто это? Димыч?
Но его я бы по голосу узнала! И тогда в отчаянном рывке я вскинула голову и впилась взглядом в физиономию таинственного инкогнито, на поверку оказавшегося Зеленоволосым из делегации сексменьшинств!
* * *
— Чем это так воняет? — недовольно поморщился Зеленоволосый.
— Свободой, — ответила я просто, но емко и предложила ему наконец с меня слезть.
Он слез. А вот принюхиваться не перестал. Тоже мне — чистоплюй выискался! Потом завертел головой и приложил палец к губам, хотя вокруг было тихо.
— А второй-то где? — снова спросил он, выждав с минуту.
— Какой второй? — Я терялась в догадках, откуда взялся этот яркий нетрадиционалист.
— Этот… Димыч, или как его там?
— Н-не знаю… В последний раз я его видела в этом… Стрип-баре на Ораниен… Ораниен… тьфу ты!
— Значит, вас держали в разных местах, — сделал вывод Зеленоволосый. — А сбежала ты как?
— Улетела на воздушном шаре! — Очень мне надо перед ним распинаться, когда я не имею понятия, как он тут оказался. А вдруг он заодно с Сигизмундом Потапычем и прочими?
— Что-то непохоже, — недоверчиво покачал головой Зеленоволосый и снова наморщил нос.
Я разозлилась:
— Нет, а тебе что надо, а? Или здесь какие-нибудь достопримечательности показывают? Сидел бы себе в гостинице и сочинял лозунги типа «Голубые всех стран, соединяйтесь!»
— Ну да, — хмыкнуло это дитя порока, — посидишь с такими! Буквально ищут себе погибели, а ты за них отвечай!
— А ты не заговариваешься часом? — уставилась я на него.
— Нет, я не заговариваюсь, — перевернулся на спину Зеленоволосый. — Меня к вам приставили. Для подстраховки.
— Кто? — удивленно выдохнула я и сама же сообразила, прежде чем он успел ответить: — Федор Иваныч, да?
— Он. Велел не упускать вас из виду ни на минуту, — подтвердил Зеленоволосый и пожаловался: — Пришлось из-за вас даже в зеленый цвет выкраситься.
Теперь понятно, чего он к нам клеился с самого начала. Даже в самолете рядом сидел.
— Выходит, ты… Не этот… Не делегат?
— Не-а, — усиленно замотал он головой. — А что?
— Да так, ничего, — пожала я плечами, а сама подумала: — Вот это здорово! Кто же будет на Лав-параде голубую Россию представлять, если полделегации на поверку никакие не сексменьшинства?
Зеленоволосый же снова перекатился на живот и осторожно высунулся из кустов:
— Вроде все спокойно. Пожалуй, можно выдвигаться…
— Куда? — насторожилась я.
— Дружка твоего выручать, куда же еще, — проворчал Зеленоволосый. — Не дай бог с ним что случится, Федор Иваныч мне голову откусит. Уж больно он ему дорог как память.
— Мне тоже, — призналась я неожиданно для себя самой. — Но как мы его спасем, если их там по меньшей мере трое, этих горилл.
— Нет, двое, — возразил Зеленоволосый, — один уехал.
Ага, значит, Сигизмунд уехал, а Басок и Голопупенка остались. Лучше бы наоборот, принимая во внимание, что Сигизмунд Потапыч — дедок со вставной челюстью, а Басок и Голопупенка — жлобы в расцвете лет.
— Итак, их двое, — рассуждал вслух Зеленоволосый. — Где Димыч, неизвестно… Э, а как ты все-таки удрала?
— Да очень просто! Через канализацию, — тяжко вздохнула я. — То есть сначала через стену, а потом уже через канализацию…
Зеленоволосый выслушал мою невероятную историю самым внимательнейшим образом, чего-то там покумекал про себя, а уж после многозначительно изрек:
— Слушай, а ведь это идея…
И велел показать люк, из которого я выбралась.
Я показала.
Он снова отодвинул крышку и юркнул в колодец. Я даже бровью повести не успела. Пару раз чертыхнулся и позвал:
— Эй, прыгай давай!
— Опять? — У меня ноги подкосились. — Это еще зачем?
— Приятеля твоего спасать! — громким шепотом отозвался из дерьма Зеленоволосый. — Я разработал очень хороший план.
— Очень хороший? — усомнилась я, но в люк все-таки сунулась. Хотя и без особого желания, как вы понимаете. Говорят же, что нельзя ступить дважды в одну и ту же реку. А как насчет одного и того же дерьма?
— Значит, так, — инструктировал меня Зеленоволосый, пока мы брели по дерьму. — Будешь стучать в дверь, пока не подойдут. Подойдут — попроси пить или просто ори. Главное, чтобы они открыли дверь. А когда откроют, убегай подальше, да хоть опять в канализацию…
— Хорошо, только лучше я скажу им, что вспомнила что-то важное, — внесла я коррективы. — Про зажигалку. Тогда они точно откроют. Или про то, где сейчас Катька.
— Да плети что хочешь, — разрешил Зеленоволосый, — главное, чтобы открыли.
— Все, пришли, — остановилась я у заветной дырки в стене.
Зеленоволосый заглянул в лаз, протолкнул сквозь него меня, а потом уже протиснулся сам.
— Ты все поняла? — уточнил он и первым принялся молотить кулаками в наглухо запертую железную дверь.
