– Ну да, в его словах вчера слышалась горечь.
– Вот именно.
– Но это было до того, как он бортанул ее! Я откидываюсь на подушки.
– Но между нами ничего не изменилось с прошлой ночи, – говорю я в потолок. – Ведь я обвинила его в том, что он проболтался насчет диплома. А он этого не делал.
– Есть блестящая идея. Почему бы тебе не извиниться перед ним?
– Это ничего не изменит, – по-прежнему сообщаю я потолку. – Если он до сих пор чувствует горечь. А это, скорее всего, так и есть. Я бы на его месте именно так себя и чувствовала.
– Скорее всего, нет. Но дело не в этом, придется немного поунижаться, – говорит Шери. – Но тебе не кажется, что он того стоит?
– Да, – соглашаюсь я, – конечно. – Мне вспоминается тот день в поезде – какой он был внимательный, терпеливый и забавный. И какие длинные и пушистые у него ресницы. И как он был мил со мной в тот день на чердаке. И еще купил диет-колу…
Он так горячо убеждал меня, что я смелая. Сердце у меня заныло от тоски.
– Шери, это бесполезно, – говорю я. – Ты посмотри на… Дверь в мою комнату с треском открывается и заглядывает Чаз. Вид у него раздраженный.
– Извините, леди. Я, конечно, понимаю, что вам интересно сидеть и сплетничать о моем друге, но вам не приходило в голову, что у нас на носу СВАДЬБА, ГДЕ МЫ ДОЛЖНЫ ПОМОГАТЬ?
Вот так и вышло, что уже через час я хожу с подносом и предлагаю напитки собравшимся на лужайке, страдающим от жажды – и злости – гостям на свадьбе Виктории Розы Тибодо и Крейга Питера Паркинсона. Никто не ожидал такой жары, и теперь мужчины нещадно потеют в смокингах и галстуках, а дамы обмахиваются свадебными программками вместо вееров. Свадьба должна начаться ровно в полдень. Пастор из приходской церкви невесты в Хьюстоне уже прибыл. На местах также цветы, свадебный торт и струнный квартет, обещавший сыграть свадебный марш. «Тень Сатаны» по-прежнему отказывается играть классику, даже «Лоэнгрин».
Даже невеста, к всеобщему удивлению, готова. Она с нетерпением ждет в доме, когда пробьет двенадцать.
Мне бы, конечно, хотелось заняться чем-нибудь поинтереснее, но я в полном раздрае. Это потому что я еще не виделась с Люком. Вернее, я его видела – он носится по всему поместью, встречает гостей и улаживает проблемы. В отличие от большинства мужчин, он вовсе не испытывает дискомфорта в жару и потрясающе выглядит в смокинге.
Но он ни разу не подошел ко мне и даже не посмотрел в мою сторону.
И я прекрасно понимаю, почему он злится на меня.
Но он мог бы по крайней мере дать мне шанс объясниться.
– Это спиртное? – спрашивает меня Баз, барабанщик «Тени», показывая на бокалы на моем подносе.
– Да, шампанское.
– Слава богу! – Он хватает сразу два бокала, осушает их до дна и ставит обратно на поднос. – Чертовски жарко, правда?
– Ну, вы-то одеты по погоде, – вежливо отвечаю я. Музыканты группы Блейна решили воздержаться от протокола, на них шорты и сандалии. Курт, клавишник, вообще пришел без рубашки.
– А ты не видела Блейна? – спрашивает Баз.
– Нет, – рассеянно отвечаю я, потому что рядом нарисовался Люк. Он помогает какой-то пожилой особе устроиться на складном стуле. Они с Чазом, похоже, с семи часов расставляли их ровными рядами, чтобы образовался проход, по которому потом раскатают белый ковер.
Баз следит за моим взглядом, тоже замечает Люка и вскидывает руку:
– Люк! – кричит он. – Иди сюда!
О нет! Я, конечно, хочу переговорить с Люком, но наедине. Мне совсем не хочется, чтобы наша первая встреча после вчерашней неприятной сцены произошла при посторонних, тем более при барабанщике по имени Баз.
– Да? – вежливо спрашивает Люк, подходя к нам.
Сердце у меня начинает трепетать, как весенний мотылек. Как же он хорош – широкоплеч, свежевыбрит. Надраенные до блеска «инспекторы»![21]
Мне стоит больших трудов не уронить поднос.
Почему, ну почему я была такой идиоткой? Почему обвинила Люка в том, что он проболтался Шери о дипломе? Почему, если сама не могу хранить секреты, надо огульно обвинять остальных в том же?
– Приятель, ты не видел своего кузена Блейна? – спрашивает у Люка Баз. – Никто не может его найти.
– Нет, не видел, – отвечает Люк. От меня не ускользает, что смотрит он при этом на меня. Вот только что означает этот взгляд, мне не понять, хоть убейте. Ненавидит ли он меня? Или я ему еще нравлюсь? И думает ли он вообще обо мне? – А в комнате у него не смотрели? Блейн – засоня, я хорошо это помню.
– О, хорошая мысль, – говорит Баз и уходит, оставив нас с Люком наедине. Этой возможности я искала все утро. Не давая Люку опомниться, я говорю:
– Люк, – голос у меня звучит очень мягко по сравнению с тем, как стучит в ушах пульс. – Я хотела сказать… насчет вчерашнего… Шери мне сказала…
– Давай забудем об этом, – сухо говорит Люк. У меня на глазах выступают слезы.
Шери сказала, что он испытывает горечь. И я могу его понять. Но неужели у меня нет шанса даже извиниться?
Но прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, к нам подходит месье де Вильер – очень посвежевший в светло-кремовом костюме – с бутылкой шампанского в руке.
– Лиззи, Лиззи, – весело упрекает он меня. – Это что же, я гляжу, у тебя пустые бокалы. Иди-ка к мадам Лорен и наполни их.
– Давай я схожу, – говорит Люк и пытается забрать у меня поднос.
– Я схожу. – Мои попытки вернуть поднос безрезультатны. От катастрофы нас спасает только то, что на подносе всего три фужера, причем два из них – пустые.
– Я сказал, я схожу, – говорит Люк и снова тянет на себя.
– А я говорю, я…
– Лиззи!
Мы все трое – я, Люк и его отец – оборачиваемся и видим совершенно великолепную Биби де Вильер в сливочно-желтом платье и живописной шляпке.
– Лиззи, где ты нашла это платье? – Голос ее звенит от возбуждения.
Я смотрю на себя. На мне мандариновое платье, которое я последний раз надевала в Хитроу, когда хотела поразить Энди… миллион лет назад. Это единственная вещь из тех, что у меня с собой, которая хоть отдаленно подходит для свадьбы. То, что я не могу надеть под него белье, не в счет. К тому же никто, кроме меня, об этом не узнает.
– В магазине, в котором я работаю в Миннесоте…
– Да не это, – перебивает миссис де Вильер. Она как-то радостно взволнована и немного обеспокоена. Но это, кажется, ничуть не смущает месье де Вильера. Он смотрит на нее, как на долгожданный рождественский подарок.
