Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Мы возили ящики на склад, распихивали по свободным углам. Коробки с печатными снежинками на боку — в холодильные камеры.
Упакованные книги доставили в дом и сложили в одной из комнат прямо на полу…
Сверху доносились возбужденные выкрики, сигналы рации. Академик просил вызвать кого-то, кричал, найдите. Говорил, что Романцев покинул объект по неизвестной причине, поэтому надо немедленно, срочно искать по всем каналам, наводить справки у родных и близких, но так чтобы никого раньше срока не волновать…
Пилоты позвали меня выгружать бегунка, и я пошел, не думая, не спрашивая о том, что это значит — бегунок, и почему так много требуется людей на разгрузку бегунка.
Он притулился в багажнике вертолета, яркий, нарядный, как игрушка. Но я такое видел раньше в кино, живьем не видел… — Аэросанки или мотоцикл? Снегобег? Снегороллер?
Мы спустили бегунка на поляну. Один из пилотов без каких-либо усилий завел машину. Она заскользила по снегу, вильнула, и вдруг понеслась по чистому полю вихрем, оставляя неглубокий взвеянный след.
Я вернулся домой. Она попросила затопить камин, сходить на склад за вином и фруктами…
Академик все кого-то вызывал и предлагал срочно готовить к вылету группу и дублера.
* * *
За столом больше молчали. Правда, хвалили хозяйку, ее цветы, которым она помогла такими стать, фирменный хлеб, настоянный травами чай, варенье…
Лишь один я понимал, как она рассеяна и возбуждена, как нездоровится ей, как хочется лечь и закрыть глаза.
— Ну, до чего же благодать у вас. Я бы ни за что не уехал. Камин, цветы, снег, воздух, тишина, — говорил Академик, щурясь на треску чий огонь.
Пить никто не стал, вино вернулось в холодильник.
Она сказала, что ей нездоровится, попросила у всех прощенья, хочет прилечь. Если кому-то вечером что-нибудь понадобится, то все на кухне и в холодильнике. Пирожки с капустой и черной смородиной в духовке плиты.
Неугомонный Академик намекнул о возможности побыть одному. Все разошлись по своим комнатам. Я нашел в столе новую чистую тетрадь и не заметил, как просидел над ней до ночи, не столько заполняя страницы, сколько прислушиваясь к тому, что делается в холле, прислушиваясь к сумбуру в моей душе, в моих воспоминаниях.
Академик тихо и яростно шумел, доказывая, что никого нет, и он останется тут, пока вылетит группа… Да, ночным сторожем… Передавал наши телефоны.
— Спросить Валю… Я сказал, мальчика Валю… Ничего, разбудите… немедленно…
В Москве, наверное, только-только начиналось утро.
Долго, очень долго принимал он какие-то сведения, заставлявшие хрипеть в микрофон, ходить по комнате, не спать всю ночь.
Рация гудела, потрескивала, звучала далекими живыми голосами. От них, а может быть от расстояний, которые преодолевали они, я вдруг всеми своими клетками ощутил как что-то огромное, надежное, привычное, крепкое встало рядом со мной, прикрыв меня от всех бед и горьких волнений. Что-то мое. Навсегда мое.
* * *
Уже под утро я видел бредовый ломающий сон. Вертолет уходил от меня в небо, наклоняя вершины леса ревом двигателей. Уходил от меня, оставляя на снегу поляны. Сдавленным горлом я не мог сказать ни слова, только загребал руками воздух.
Улетали все. Она была с ними, там… И говорила или кричала сквозь глухое стекло, свист и гул моторов то, чего я не слышал, но понимал по губам ее, как понимают глухие люди…
«Прости меня, я к тебе не вернусь. Я скажу ему, это его ребенок…».
Не может быть… Не поверит… Не может быть! Хотел крикнуть я, но голоса не было…
«Есть люди, которые не умеют не верить…», — услышал я неслышимое в лязге металла…
Проснулся от грохота, в окно увидел, как поднимается вертолет, выскочил раздетым в коридор. В холле сидел Академик, и я вернулся, чтобы одеться…
Он как будто не покидал рации. На столике мои тетради. Чашка с недопитым чаем.
— Я сказал вашей хозяйке, вот и вам скажу. Все рады, что вы живы и здоровы. Мальчик просил приехать как можно скорей. Говорят, расплакался… Женщина тоже, — добавил он тише обычного.
— Что? — не расслышал я.
— Женщина у вас дома переживала… — Повторил он и отвел глаза. — У нас мало времени. Вертолет ушел к озеру. Когда вернется, возьмет вас. Погода кедровая. Тянуть не стоит.
Он заметил вопросительный взгляд.
— А у них такой жаргон. Березовая погода — значит, ветер пошатывает березы. Еще не лихо. Начнет пошатывать кедры — пошло к пятнадцати метрам… Присядьте, пожалуйста… Разволновали вы меня… Присядьте.
Я сел в кресле напротив. Академик потрогал мои тетради.
— Вы очень помогли себе, дав мне прочесть…
— Мы на подозрении?
— Совсем не так. Но вы здесь, а людей все же нет… Хочу предложить вам… Не отказывайте сразу, подумайте… Передайте — их мне для работы. Я сделаю копию на машинке и верну вам почтой. Когда-нибудь, возможно, постараюсь, конечно, при вашем согласии, напечатать книгой.
Это меня удивило.
— Книгой? — переспросил я. — На книгу желания нет.
— Вы одичали тут совсем, — улыбнулся первый раз Академик. — Издание книги, как лотерея. Появится желание, пропадут возможности… А я вам помогу.
— Зачем? — спросил я.
— Мне кажется, это уже не ваше личное дело. Документ. Общий. Для многих.
— Я не понимаю.
— Конечно, вы ничего не поймете, пока я вам не объясню… Садитесь поудобней. Тремя словами тут не обойтись… Ваши догадки и предположения все передо мной, как на ладони, — он тронул тетрадь. — А вот послушайте как на самом деле… Постараюсь быть кратким… Вы случайно попали на объект омского отделения… Тут заложен, условно говоря, очаг выживания. Опыт, эксперимент по изучению условий, в которых могут оказаться люди в ходе… в ходе предполагаемой, допустимой общей беды… Очаг выживания, где сохранится жизнь, откуда пойдет на восстановление и развитие, где могут найти опору уцелевшие… Все, конечно, условно… Задуман очень сложный комплекс по изучению всех данных: психологических, физиологических, материальных, бытовых, пищевых… По сохранению научно-технической, культурной и прочей информации. От машин, приборов, технологии, до книг и микропленок…
— Что-то вроде Ноева ковчега?
— Если примитивно, да, — не очень довольным тоном сказал Академик. — И такие опыты заложены в разных местах, стратегически не актуальных и в меру безопасных… Во льдах Арктики, в тундре, например…
— Вы, ученые, тоже паникуете?
— Не иронизируйте. Мы не паникуем, — отвел, мой выпад Академик. — Удачен опыт наш или неудачен — время покажет. Но я всегда протестую, слыша иронию… Привыкли, даже предполагая беду, относить ее вдаль. Ну, будет и будет. Как шум на улице. Но по ту сторону окошка. Не очень беспокоит.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
