Кай сидела на дальнем конце стойки и играла в «Четыре в ряд» с добродушно застенчивой улыбкой на лице.
— Посетителям она нравится, — сказал Фэррен, продолжая остервенело дробить лед. — Есть в ней что–то милое, а такое не часто встретишь в баре. Понимаете, о чем я, Том?
— Она только недавно вышла замуж.
В ответ он рассмеялся:
— За неудачника, который не в состоянии содержать молодую жену.
Лицо Фэррена было покрыто потом. Из ведра на стойку летела мелкая ледяная крошка.
— Я предложил ей больше денег, — добавил он. — Действует безотказно. Послушайте, Том, ваш поддатый друг может остаться, если не будет устраивать сцен.
— А что он сделал?
Фэррен покачал головой.
— Он хотел сыграть с ней в «Четыре в ряд». А у нас правило: либо ты играешь со всеми, либо ни с кем.
Я направился к стойке. Кай встретилась со мной взглядом и отвела глаза. Я понял, с кем она играет, только когда подошел почти вплотную, и то засомневался: бритоголовые, все в татуировках, они ничем не выделялись из толпы посетителей. Но я узнал их по трем «Харлеям», припаркованным снаружи. Это были три байкера из «Почти всемирно известного»: прихвостень главаря, толстый мерзавец и лысый верзила с козлиной бородкой. С этим надо быть начеку, подумал я, но именно бородатый и протянул мне руку — огромную мясистую лапищу.
— Не обижайся, приятель, — сказал он. — Мы же не знали, что ты кореш Фэррена.
Я кивнул и вежливо улыбнулся:
— Я вам, мерзавцам, не приятель.
Я отвернулся, озираясь в поисках Ника, и тут почувствовал на плече чью–то руку. Длинноволосая тайка лет пятидесяти приблизила свое лицо чуть ли не вплотную к моему. Она была с ног до головы одета в черное, словно пыталась слиться с полумраком, царящим в баре. Я понял, что это мама–сан, которая управляет заведением. Ее кожа напоминала поверхность луны.
— Линдси сейчас занята, — сообщила она доверительным шепотом.
— Линдси?
Мама–сан имела в виду Кай. Имя Линдси ей дали в баре. А может, она сама его выбрала. Нелепое имя для чао–лей.
— Она увидится с вами позже. А пока… у нас много хороших девушек.
Я стряхнул ее руку и вышел на пляж. Было уже прохладно, и желающих выпить на открытом воздухе осталось мало. Ник сидел один за ближайшим к морю столиком и пытался закурить. Я выдернул сигарету у него изо рта и отбросил ее в сторону.
— Ты же не куришь, — напомнил я.
Ник нахмурился и рассеянно глянул на сигарету, потом повернулся ко мне:
— Хочешь выпить?
Ник помахал рукой в воздухе. Теперь, вблизи от жены, он казался еще пьянее.
— Эй, две бутылки пива «Сингха»!
— Пойдем домой, — сказал я, вставая. — Хватит на сегодня.
Перед нами появилось две бутылки. Я вздохнул и сделал большой глоток. От холодного пива и ночного воздуха по телу прошла дрожь.
— Я сыт этими барами по горло, — сказал Ник.
— Она просто официантка, — возразил я, — вот и все.
— Ты знаешь, что происходит в таких барах? Знаешь о штрафах, которые клиенты платят за право увести девушку с собой? О медицинских обследованиях каждые две недели? — Он горько рассмеялся. — Весь Таиланд — один большой бордель.
— Неправда, — сказал я, достал из чашки счет и приготовил деньги. — Если тебе это надо, недостатка в борделях не будет. Если нет — всегда можно просто взять и уйти.
— Но я‑то не могу уйти. Я должен быть рядом с женой… на всякий случай.
Ник покачал головой и закрыл лицо руками. Я огляделся. Мне не хотелось, чтобы он плакал здесь.
— Ник…
— Чтобы убедиться, что с ней все в порядке. — Он посмотрел на меня своими несчастными, мокрыми от слез глазами. — Просто на всякий случай.
— Я понимаю. Но сидеть здесь, шпионить за ней…
— Я не шпионю, — возразил Ник и одним глотком допил пиво. — Я просто хочу быть рядом.
Однако ему было отказано даже в этом. К нашему столику подошел вышибала. Он стоял, опустив руки по швам, и всей своей позой как бы извинялся перед нами, но я знал, что его поведение в любую секунду может измениться. Если Ник и заметил вышибалу, то виду не подал.
— Я слышал, некоторые женщины выходят за иностранцев, хотя у них уже есть тайский муж. Таких историй много. Говорят, они просто не считают нас полноценными людьми, поэтому браки с нами вроде как ненастоящие.
Я подумал о двоюродном брате Кай и тут же заставил себя отогнать непрошеную мысль.
— Это не ты говоришь, Ник. Это пиво в тебе говорит.
— Если кто–нибудь ее хоть пальцем тронет, я его убью!
— Эй, — сказал я, — держи себя в руках.
Вышибала взял Ника под локоть и почти без усилий поднял со стула. Таец знал, что делает. Все так же одной рукой он легко развернул моего друга лицом к выходу. Тогда я встал с места, перегнулся через стол и с силой ударил вышибалу в грудь. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Он думал, что справится со мной одной левой, и, возможно, не ошибался. Однако не был уверен на все сто, потому что для меня этот пьяный англичанин значил гораздо больше, чем для него.
— Мы уходим, — сказал я, и вышибала отпустил Ника.
Я взял друга под руку и повел обратно в бар. Он улыбался и думал о чем–то своем.
— Знаешь легенду об Орфее и Эвридике? — спросил Ник.
— Просто пойдем домой, хорошо? Можешь остаться на ночь у меня.
— Орфей отправился в царство мертвых за своей женой Эвридикой. Она погибла в день их свадьбы, когда на нее напал сатир — бросилась бежать и упала в змеиное гнездо. Скорбя о жене, Орфей играл такую прекрасную музыку, что даже боги плакали.
Ник и сам заплакал.
— Кажется, я смотрел такой фильм, — ответил я. — Ну, пошли, пошли.
— Орфею было сказано, что он может забрать Эвридику из мира умерших при одном условии: если не будет смотреть на нее, пока оба они не окажутся в мире живых.
Мы вошли в «Длинный бар». Народу внутри стало еще больше, и продвигались мы медленно. Кай по–прежнему играла с байкерами в «Четыре в ряд». Один из них, маленький и мерзкий, привычным жестом положил руку ей на локоть. Ник на них не смотрел — изо всех сил старался не смотреть. Он был теперь Орфеем в царстве мертвых.
На сцене апатичных гоу–гоу танцовщиц сменила филиппинская группа — гитарист и певица. Гитарист сыграл вступление к Hotel California. Играл он очень хорошо. Девушка запела о темном пустом шоссе — тоже очень хорошо.
— Если я уйду отсюда, ни разу на нее не взглянув, у нас все наладится, — сказал Ник. — Я действительно в это верю.
Какая–то светловолосая девушка, очень хорошенькая и очень пьяная, забралась на сцену и принялась со смехом кривляться под музыку. Музыканты–филиппинцы добродушно улыбались: все это они видели уже не раз. Они не перестали улыбаться, даже когда блондинка схватила микрофон и начала подпевать, хотя была родом откуда–то из восточной Европы и не сильно разбиралась в творчестве Eagles.
