– Полицейские считают, что второй тигр может вернуться. – Она опустила взгляд. – По крайней мере, люди из ЭйЭсПиСиЭй[47]будут использовать электрошокеры.
– Второй тигр? – переспросила Хезер.
– Ты разве не слышала? – удивилась Энн. Она рассказала ей о Кирке Финнегане и его собаке, а также о двенадцати выстрелах, которые он произвел. Когда она закончила, у Хезер пересохло во рту. Ей хотелось обнять Энн, но ее будто парализовало, и она не могла двигаться.
Энн покачала головой. Она по-прежнему смотрела на чашку чая, но до сих пор не сделала ни одного глотка.
– Я понимаю, что с моей стороны было безответственно держать их здесь. – Когда Энн, наконец, взглянула на Хезер, та увидела, что старушка сдерживает слезы. – Я просто хотела им помочь. Это была мечта Ларри. Бедные кошки. Ты знаешь, что в дикой природе осталось всего тридцать две тысячи тигров? А я даже не знаю, какой из них убит.
– Энн, – Хезер наконец смогла заговорить. Даже несмотря на то, что она стояла, ей казалось, что она уменьшается изнутри, пока не станет размером с детскую игрушку. – Мне очень, очень сильно жаль.
Энн покачала головой.
– Тебе не стоит играть в Панику, – сказала она, и ее голос тут же стал резким. – Я много слышала об этой игре. В ней умирали люди. Но я тебя не виню, – добавила она, и ее голос снова смягчился. – Ты не очень счастлива, правда?
Хезер покачала головой. Ей хотелось рассказать Энн все – о том, как ее бросил Мэтт, когда она была готова признаться ему в любви; о том, что теперь она поняла, что не любила его совсем, потому что всегда любила Бишопа; о том, что она боится, что никогда не выберется из Карпа и что этот город поглотит ее, как и ее маму, превратив ее в одну из этих нервных озлобленных женщин, которые уже не молоды, сидят на наркотиках и спиваются к двадцати девяти годам. Но она не могла говорить. В горле был ком.
– Иди сюда, – Энн похлопала по качелям рядом с собой. И когда Хезер села, Энн обняла ее. К своему глубочайшему удивлению, Хезер вдруг заплакала у нее на плече, приговаривая: «Извините, извините, извините».
– Хезер! – Энн отстранилась, но оставила руку на ее плече. Другой рукой она убрала волосы с лица Хезер, где они прилипли к коже. Хезер была слишком расстроена, чтобы смутиться. – Послушай меня. Я не знаю, что это значит для тебя и Лили.
То, что я держала здесь тигров, было незаконно. Если твоя мама или власти округа хотят раздуть из этого шумиху, полицейские могут заставить тебя отправиться домой. Я сделаю все возможное, чтобы вы остались здесь столько, сколько захоти-те, но…
Хезер чуть не поперхнулась.
– Так вы… вы не выгоните меня отсюда?
Энн удивленно посмотрела на нее:
– Нет, конечно.
– Но… – Хезер не могла в это поверить. Должно быть, она ослышалась. – Это ведь я выпустила тигров. Это полностью моя вина.
Энн потерла глаза и вздохнула. Хезер никогда не воспринимала ее как пожилую женщину, но в этот момент она действительно выглядела на свой возраст. Ее пальцы были хрупкими и веснушчатыми, а волосы – тусклыми и абсолютно седыми. Однажды она умрет. У Хезер по-прежнему стоял ком в горле от слез, и она попыталась побороть это чувство.
– Знаешь, Хезер, мы с мужем прожили тридцать лет. Мы были вместе с самого детства. Когда мы впервые встретились, у нас ничего не было. Мы провели медовый месяц, путешествуя автостопом по Калифорнии и ночуя в палатках. Мы не могли позволить себе что-то большее. Иногда наступали действительно сложные времена. Он бывал капризным… – Она сделала беспокойный жест руками. – Я веду к тому, что, если ты кого-то любишь, о ком-то заботишься, нужно не забывать об этом и в хорошие, и в плохие времена. А не только, когда вы счастливы и все легко. Понимаешь, о чем я?
Хезер кивнула. У нее было такое ощущение, будто в ее груди находился стеклянный шар – что-то хрупкое и красивое, что может разбиться, если она скажет что-то не то или каким-либо образом нарушит равновесие.
– Так вы… вы на меня не злитесь? – спросила она.
Энн почти засмеялась.
– Разумеется, я злюсь, – ответила она. – Но это не значит, что я хочу, чтобы ты ушла. Это не значит, что я больше о тебе не забочусь.
Хезер опустила взгляд на свои руки. Ей снова стало тяжело говорить. На секунду ей показалось, что она поняла что-то очень важное, поняла истинное значение любви – простой, чистой и ничего не требующей взамен.
– Что будет дальше? – спросила она спустя минуту.
– Я не знаю. – Энн взяла Хезер за руку и сжала ее. – То, что ты напугана, – это нормально, – сказала она тихо, будто бы говорила по секрету.
Хезер вспомнила о Бишопе и о ссоре с Нэт. Она вспомнила обо всем, что случилось с ней этим летом, обо всех изменениях, обо всем напряжении и странных переменах, как будто ветер теперь дул совершенно с другой стороны.
– Я все время боюсь, – прошептала она.
– Только глупцы ничего не боятся, – ответила Энн. – Не бояться – не значит быть храбрым. – Она встала. – Пойдем, я поставлю чайник. Чай уже совсем остыл.
В полиции Бишоп сознался практически во всем. Его допрашивали добрых три часа, а затем, наконец, отпустили домой к отцу до вынесения официальных обвинений.
Но он солгал об одном. Игра еще не кончилась. Оставалось еще трое игроков.
Настало время финального испытания.
Настало время Поединка.
18 августа, четвергДодж
Додж знал, что рано или поздно Бишоп придет к нему. Это был лишь вопрос времени. Но ждать ему пришлось недолго. Спустя три дня после того, как Бишоп сознался в поджоге дома Грейбиллов, Додж вернулся с работы и заметил его машину. Бишопа в ней не было, и Додж удивился, что Дэйна пустила его в дом. Он сидел на диване, руки на коленях, а колени чуть ли не упирались в подбородок – такой высокий был Бишоп и такой низкий был диван. Дэйна читала в углу, как будто они с Бишопом были друзьями, а его визит – обычным делом.
– Привет, – поздоровался Додж. Бишоп с облегчением поднялся. – Давай выйдем на улицу.
Дэйна подозрительно посмотрела на Доджа. Он знал, что она ждала от него знака, что все в порядке. Но он не стал развеивать ее подозрения. Она предала его, переиграв сценарий. Паника была их игрой, они вместе разработали этот план и оба хотели отомстить.
Разумеется, Додж знал, что ничто не сможет вернуть его сестре здоровье, и то, что он изувечит Рэя или даже убьет его, не поможет Дэйне восстановить ее ноги. Но в этом и был весь смысл – Люк и Рэй Хэнрэхэн забрали у Доджа то, что он никогда не сможет вернуть. Поэтому Додж собирался забрать что-нибудь у них.
Теперь, когда Дэйна переменилась и стала кем-то, кого Додж уже не знал, говоря ему, что он ведет себя незрело, критикуя его за то, что он играет в Панику, и проводя все свое время с Рики, он еще сильнее чувствовал обиду. Это было несправедливо. Это была полностью вина Хэнрэхэнов.