Формирование Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана можно считать одним из немногих явных успехов российской внешней политики начала XXI века.
Проект Таможенного союза в несколько ином формате был анонсирован еще в середине 90-х годов, но довольно быстро увяз в противоречиях сторон. Безуспешной оказалась и попытка создания ЕЭП с участием Украины в начале нулевых годов. В явном кризисе пребывала российско-белорусская интеграция. В каждом случае Москва ссылалась на неконструктивное поведение партнеров, подчас вполне справедливо, но в историческом масштабе все это не могло не быть проявлением ее собственной несостоятельности. Современная Россия стала выглядеть хронически неспособной к той ключевой для современных великих держав форме политики влияния, которая связана с формированием региональных интеграционных блоков. На этом фоне сам факт того, что в 2007–2010 годах удалось согласовать и принять целый ряд базовых соглашений, единый Таможенный кодекс, научиться решать политические противоречия в рамках тройки, выглядел приятной неожиданностью.
Я бы рассматривал это как подтверждение некоего минимума геополитической дееспособности государства.
Региональная интеграция и национальный интерес
Разумеется, региональная интеграция – не самоцель. Но в данном случае она вполне соответствует нашим национальным задачам, если считать таковыми, например:
● создание условий для воссоединения русского народа в рамках единого пространства, если не политического, то социально-экономического и культурного (понятно наше тяготение к Белоруссии, но не будем забывать, что и в Казахстане русские составляют порядка трети населения, а сами казахи, благодаря уровню и качеству занятости в республике, вряд ли усугубят «азиатский крен» наших миграционных потоков);
● создание условий для промышленного развития с опорой на внутренний рынок (это примерно то, что нам необходимо, чтобы выйти из ловушки сырьевой специализации и при этом не попасть в другую ловушку – специализации на дешевом труде);
● создание условий для умеренной конкуренции юрисдикций и предприятий (т. е. конкуренции не уничтожающей, а стимулирующей – в рамках таможенной «тройки» она вполне может быть именно таковой, поскольку уровень и тип развития союзников вполне сопоставим).
Есть и ряд более технических аргументов в пользу союза, главным образом, связанных с реальными перспективами прироста ВВП государств-участников за счет увеличения масштабов производства и восстановления кооперации.
Иными словами, как по замыслу, так и по исполнению проект ТС и ЕЭП, на мой взгляд, в целом успешный. Но успеху часто сопутствует повышение рисков. В данном случае это именно так. Сегодня мы находимся на той стадии, когда сама успешность интеграционного строительства может стать источником новых вызовов и дилемм.
Одной из них является проблема расширения Таможенного союза.
Что приоритетно: углубление интеграции, отладка регулирующих механизмов на наднациональном уровне или расширение и взаимная адаптация возникших структур с интересами и потребностями новых членов?
Ответ на этот вопрос зависит от ситуации. Например, поспешное расширение ЕС оказалось в целом не самым удачным примером для подражания. А вот не менее поспешное, экономически неподготовленное объединение Германии себя полностью оправдало. Просто у ФРГ были достаточно сильные исторические мотивы для того, чтобы идти на риски экономической разбалансировки и разбалансировки институтов.
В нашем случае такие сильные мотивы могли бы быть только в отношении Украины. Ее присоединение к ТС действительно придало бы проекту новое, более высокое качество – благодаря масштабу рынка, сопоставимому уровню развития, потенциалу кооперации во многих отраслях и, конечно, культурно-этнической близости населения наших стран. Но сегодня по понятным причинам об этой возможности можно говорить лишь в прошедшем времени.
Потерпев геополитическую неудачу на украинском направлении, Москва форсировала вопрос о подключении к экономическому союзу Армении и Киргизии. Но является ли это полноценной заменой? И не лучше ли было предпочесть отладку механизмов экономического союза в нынешнем формате? Иначе говоря, интенсивное, а не экстенсивное развитие.
Решение о вступлении Армении в Таможенный союз достигнуто ценой компенсационных шагов со стороны России в виде кредитов и инвестиций. Причем политические волнения в Армении по поводу повышения энерготарифов представляют собой внятный сигнал о том, что цена этого экономического союзничества для России будет расти, и разовой «компенсацией» дело не обойдется. И все это – при незначительном объеме рынка, «приращиваемого» к союзу, и дополнительных сложностях в отношениях с Астаной и Минском, не заинтересованных в поспешном расширении. Но вступление в ТС Армении все же не сопряжено с такими рисками, как его расширение на среднеазиатском направлении.
В 2011 году официальную заявку на вступление в ТС подала Киргизия. На политическом уровне в рамках ЕврАзЭС эта заявка была поддержана, создана рабочая группа, которая занимается подготовкой и реализацией этого решения. Сегодня ее работа завершена и политическое решение о присоединении заявлено (хотя пока и не реализовано).
Надо сказать, что в свое время оно было заявлено (на уровне руководства МИД РФ), хотя и не оформлено официально, в отношении Таджикистана. То есть в случае успешного присоединения Киргизии процесс может пойти дальше.
Проблемы роста
Хотя предполагаемые сроки вступления Киргизии и Таджикистана в Таможенный союз, естественно, различаются, проблемы, возникающие в этой связи, практически идентичны. Поэтому я буду рассматривать их совокупно.
1. Перепад в уровне развития между странами ТС и его потенциальными членами. Это, пожалуй, самая очевидная проблема.
Во-первых – перепад в уровне экономического развития. Подушевой ВВП Киргизии – порядка $1000. Но дело не только в формальных показателях, а в структурных. В экономике абсолютно доминирует теневой и даже прямо криминальный сектор, замешанный на контрафакте и наркотрафике. В корне изменить эту ситуацию возможно, наверное, только в режиме прямого внешнего управления. Т. е. фактически невозможно (поскольку чревато неприемлемыми рисками и издержками для Москвы. Не говоря уже о «суверенитете» самих республик).
