В течение трех ночей они упивались безопасным уединением в кабинете директора, а на четвертую ночь, когда они уже собирались уходить, он вдруг услышал какой-то стук в дальнем конце здания.
— Тише! — сказал он ей и замер. Они сидели на диване. Вдалеке хлопнула входная дверь и раздались шаги. Шаги делались все отчетливей и отчетливей. Кто-то вошел в учительскую. Он слышал рядом с мужскими шагами стук каблуков и шепчущий голос женщины. В следующее мгновенье распахнулась дверь кабинета и в дверях остановились два силуэта, мужчины и женщины. Мужчина протянул руку, нащупал выключатель и зажег свет. Это был Автандил Автандилович с какой-то высокой русоволосой женщиной. Заур ее никогда в Мухусе не видел, она была явно приезжая.
Когда Автандил Автандилович увидел их, лицо его приняло сначала испуганное выражение и челюсть стала медленно отваливаться. Зауру показалось, что она отваливается бесконечно долго и никак не может отвалиться. В тишине вдруг раздался тихий, воркующий смех его спутницы.
— Ты что здесь делаешь?! — спросил Автандил Автандилович с таким возмущением, словно застал его в собственном доме. Воркующий смех его спутницы вывел Заура из растерянности.
— То же самое, что и вы, — спокойно ответил ему Заур.
— То есть как?! — тихо взревел Автандил Автандилович, ибо как ответственный работник не мог признать равенства даже в этом.
— Так, — сказал Заур и, подхватив под руку свою девушку, прошел мимо Автандила Автандиловича и его спутницы, всё еще смеющейся тихим, воркующим смехом. Они явно пришли сюда после какого-то затянувшегося застолья, спутница его была слегка пьяна.
Зауру показалось, что Автандил Автандилович не запер входную дверь, поэтому он смело устремился к выходу вместе со своей подругой. Дверь в самом деле оказалась незапертой.
Окунувшись в ночную прохладу и быстро перейдя дворик школы, они вышли на улицу, и тут на них напал смех, и они несколько минут корчились от смеха, припадая друг к другу, вспоминая выражение его лица и время от времени поглядывая на здание школы, где светились окна директорского кабинета. Внезапно окна погасли.
— Так-то лучше, — сказал Заур, кивнув на погасшие окна.
Но что было делать дальше? Теперь у них отняли и это их последнее укрытие. Они продолжали встречаться в городе, ходили в кино, а потом долго и горестно целовались в подъезде ее дома.
Заур возобновил знакомство со своим давним приятелем, который жил один в трехкомнат-ной квартире, и они однажды остались ночевать у этого приятеля. Дома она сказала, что идет на день рождения подруги, где останется на всю ночь. Приятель этот оказался настолько добрым, что просил приходить и оставаться у него, когда им только захочется. Но тут случилось событие, которое помешало Зауру пользоваться его гостеприимством.
* * *
В тот день в комнате, где он работал, раздался звонок, и сотрудница, оказавшаяся рядом с телефоном, подняла трубку.
— Тебя, Заур, — сказала она.
Заур подошел к столу.
— Я вас слушаю, — сказал он, прислушиваясь к трубке и стараясь отделиться от шума комнаты.
— С вами говорит следователь Григорьев, — сказал голос в трубке, — вы не могли бы зайти в городское отделение милиции, комната десять?
— Когда? — спросил Заур, задыхаясь от волнения. Ему показалось, что вызывают по поводу его письма в ЦК. Но волнение его через несколько секунд улеглось, он понял, что вызывают не по этому, а совсем по другому поводу.
— Сейчас, если вы свободны, — сказал голос.
— Хорошо, я заеду, — спокойно ответил Заур и положил трубку.
Заур не боялся встречи со следователем, но все-таки испытывал некоторую насторожен-ность. Он вышел на озаренную майским солнцем улицу, вдыхая свежий воздух и вспоминая то, что случилось неделю назад.
Всё началось с такого же звонка в отдел. Он первым подошел к телефону. Он ждал звонка. Так оно и оказалось. Звонила Вика. Они должны были условиться о сегодняшней встрече. Заур старался говорить односложно, чтобы другие работники отдела поменьше понимали, о чем он и с кем говорит.
Особенно ему не хотелось, чтобы его слышал Алексей, работавший с ним в одном отделе. Недавно он узнал, что Алексей когда-то пытался приударять за Викой. Но, кажется, дальше нескольких совместных посещений кино у них дело не пошло.
Зауру навсегда врезалось в память, как Алексей, остолбенев, остановился на улице, когда впервые увидел их вдвоем. Потом она рассказала ему о своем знакомстве с Алексеем, и он не придал этому большого значения.
Правда, позже у Заура с ним было полуобъяснение, во время которого он слишком много сказал о степени своей близости с Викой, хотя всего и не сказал. Но и сказанное было лишним, о чем он потом жалел и стыдился до сих пор, но исправить уже было ничего нельзя. Это получи-лось так, потому что Заур как-то слишком запомнил остолбенение Алексея, да и Алексей как-то повернул разговор, что шансы у обоих равны и еще не известно, с кем она предпочтет дружить в будущем. И Заур не из бахвальства, а просто чтобы объяснить Алексею, чтобы рассеять его ложные иллюзии, сказал ему, что нельзя было говорить, не унизив своих отношений с Викой.
Больше они никогда не заговаривали на эту тему, вернее, Заур уклонялся от всяких разговоров, хотя время от времени чувствовал признаки навязчивого любопытства Алексея. Было в нем какое-то упорство, которое Заур считал следствием нравственной туповатости. Так, однажды в ресторане он пригласил танцевать какую-то незнакомую девушку. Та отказалась, но Алексей, вместо того чтобы отойти от нее, как сделал бы всякий, проторчал возле нее минут двадцать и все-таки добился, что она пошла с ним танцевать. Может, и здесь он надеялся на свое упорство.
И во время этого телефонного разговора Заура с Викой Алексей подошел к столу, возле которого стоял Заур с телефонной трубкой, и стал перебирать бумаги, словно ища необходимую ему, а на самом деле прислушиваясь к трубке и стараясь определить голос девушки, разговари-вающей с Зауром.
— Что, свиданье? — спросил он, когда Заур положил трубку.
— Да, — сказал Заур неожиданно для себя, — свидание с Викой… Мы сегодня идем в гости к Юре Васильеву.
Заур навряд ли сам смог объяснить, почему он сказал ему правду. Отчасти эта правда была мистической платой за то, что Заур добился расположения девушки, с которой Алексей потерпел крах. Отчасти это было свойством его натуры, нежеланием таить в себе какую-то двусмысленность, какую-то ложь или коварство.
— А-а-а, к Юре, — протянул Алексей, — я тоже, может быть, приду…
Заур пожал плечами, что означало: я сам гость, а ты, если хочешь прийти, договаривайся с хозяином. Они оба были достаточно хорошо знакомы с хозяином дома, но, разумеется, Заур не стал бы приходить к нему в гости, если б тот не пригласил его. Заур знал, что у Алексея хватит нахальства притащиться в гости, даже когда его никто не звал.
