— Она выкарабкается?
— Сейчас врачи не могут сказать ничего определенного. Они срочно ее прооперировали.
— Черт возьми… — прошептал я, буквально падая на стул, стоявший в коридоре. — Расскажи мне подробно, что случилось…
Офелия неумело вытерла глаза рукавом.
— Сегодня утром я не хотела оставлять ее одну. Я позвонила тебе, а потом пошла в ее комнату. Анна лежала на кровати, но не спала. Мы немного поговорили…
— Ты знаешь, где она была ночью?
— Нет, она не захотела мне сказать, но выглядела такой умиротворенной…
— Умиротворенной?
— Да, как бы странно это ни звучало… Именно это слово пришло мне на ум. Анна вела себя совсем не так, как вчера. Она даже улыбалась, причем улыбка не сходила с ее губ. Анна не захотела, чтобы я оставалась с ней. Она сказала: «Не волнуйся. Я хорошо себя чувствую. Не воспринимай все трагически». Конечно, мне не следовало этого делать, но я ушла. Мне надо было идти на занятия. Уходя, я думала, что она заснула.
Да как я сам мог сегодня утром отправиться в лицей, не навестив сестру, учитывая ее состояние? Офелия громко высморкалась. Нос ее стал пунцовым.
— По дороге я поняла, что забыла дома доклад, над которым работала. Не знаю, может, я сделала это бессознательно. Я вернулась и тут же прошла в ее комнату. Но Анны там не было. Тогда я открыла дверь ванной и увидела ее… лежащей в ванне. Можно было подумать, что ванна наполнилась кровью…
Офелия замолчала. Ее душили рыдания.
— Голова Анны склонилась на грудь, а слева на шее зияла рана.
— Ты хочешь сказать, что она пыталась…
— Она пыталась перерезать себе горло.
Я был ошеломлен. Какую вину хотела искупить двадцатисемилетняя женщина, изуродовав себя таким жестоким способом? Почему Анна пошла на столь отчаянный шаг? И как могло случиться, что эта молодая женщина приходилась мне сестрой?
— Анна была без сознания. Я не знала, что делать… Я позвонила в «скорую помощь». Когда они вытащили ее из ванны, я увидела на ее запястьях глубокие резаные раны…
Я представил себе безжизненное тело Анны, лежавшей обнаженной в ванне, в воде, окрашенной ее кровью.
— Когда мы приехали в больницу, Анну сразу же увезли в операционную. Судя по словам врачей, они попытаются сшить вены у нее на шее.
Офелия порылась в сумочке. Это была модель из кожи, слишком дорогая для такой малоимущей студентки, как она.
— Послушай… Она оставила для тебя письмо на полочке над раковиной. Я взяла его, когда санитары уносили Анну.
Офелия протянула мне конверт, в котором, судя по объему, лежало много листков бумаги. На конверте Анна написала: «Для Орельена». Когда я взял в руки конверт, он показался мне настоящей обузой, мертвым грузом. Я не решался сказать себе, что в моем распоряжении имеется то, что могло оказаться последними словами моей сестры, ее загробным посланием.
Часы ожидания казались бесконечными. Хирург, согласившийся побеседовать со мной, сообщил, что Анна потеряла много крови, до того как ее привезли в больницу. Однако им удалось стабилизировать ее состояние, и прогнозы на будущее были скорее оптимистическими. Рана у основания шеи была довольно большой, левая яремная вена была повреждена, но сонная артерия оставалась целой. Правда, трахея была травмирована, но, к счастью, не порезана. Анна «чудом» осталась в живых. Именно такое выражение врачи использовали десять лет назад, когда Анна предприняла первую попытку самоубийства.
Разумеется, я попросил, чтобы меня впустили к ней, однако мне объяснили, что в настоящий момент все посещения запрещены. Из-за странного поступка Анны в первую очередь с ней должен был поговорить психолог, едва она придет в себя. Мне посоветовали поехать домой и немного отдохнуть. Отдохнуть… Это было последнее, в чем я нуждался в настоящий момент.
Из больницы я позвонил Элоизе. Она хотела приехать ко мне, но я отговорил ее. Я еще два часа томился в коридоре, пропитавшемся неприятным запахом дезинфекционных средств. Наконец появилась медсестра. Она смогла уговорить меня вернуться домой, после того как пообещала, что я смогу увидеть Анну завтра утром.
Попытка самоубийства моей сестры заставила меня почти забыть о задержании Алисы. Я просто не мог сейчас покинуть Париж. Все новости сообщал мне адвокат по телефону. В четверг утром Алису привезли в прокуратуру. После разговора с судебным следователем ей предъявили обвинения в умышленном убийстве и перевели в тюрьму, расположенную у ворот Святого Иакова в Шалон-ан-Шампань. Показания Алисы были невразумительными, однако она продолжала утверждать, будто убила Николь Браше во время спора и решила обставить убийство как ограбление. Молчание только вредило ей, и это очень беспокоило нашего адвоката.
— Алиса замкнулась в себе. Я тщетно приводил ей аргументы, которые вы вчера мне сообщили, и пытался ее образумить. Она стоит на своем. Алиса заявила мне, что заговорит только в день суда. Это губительная позиция. Как правило, расследование убийства длится в среднем два года… Надо, чтобы она дала правдивые показания. Будет лучше, если вы встретитесь с ней как можно быстрее.
— Это очень трудно. Моя сестра попала в больницу.
— Анна? Почему?
— Она пыталась покончить жизнь самоубийством…
— Боже! Как она?
— Ее привезли в больницу в тяжелом состоянии, однако врачи думают, что вытащат ее.
— Вы полагаете, что ее поступок связан с арестом Алисы?
— Вряд ли это было единственной причиной, однако, несомненно, явилось последней каплей, переполнившей чашу.
— Согласен, Орельен. Занимайтесь сестрой. Я сделаю все, чтобы помочь Алисе. Как только появится возможность, я подам ходатайство о ее освобождении, хотя и маловероятно, что его удовлетворят. Однако не надо отчаиваться. Последнее слово будет за нами.
На следующий день я рано утром приехал в больницу. Анна очень ослабела и лежала под капельницей. Мне пришлось дождаться психолога, который накануне беседовал с ней.
— Ваша сестра очень плохо себя чувствует, — сказал он безапелляционным тоном, в котором я уловил осуждающие нотки.
Интересно, этот тип десять лет учился только для того, чтобы сказать мне, что после попытки самоубийства Анна плохо себя чувствует?
— Знаю, — огорченно откликнулся я.
Связанный профессиональной тайной, психолог ограничился тем, что сообщил мне: ему не удалось наладить контакт с Анной и она с ним почти не разговаривала.
— Мы не нашли истории болезни вашей сестры. Она уже покушалась на свою жизнь?
— Да, около десяти лет назад… Передозировка лекарств…
— Произошло ли какое-нибудь особенное событие, которое могло бы объяснить ее поступок?
— Более десяти лет назад наш отец погиб в автомобильной аварии…
