Идущие этим путем развивают в себе добродетель заботы, которая подготавливает почву для вознаграждающей их второй половины жизни. Это ценное качество заставляет нас тревожиться о людях, которые не входят непосредственно в нашу семью. Оно демонстрирует более молодым поколениям практическую заботу о качестве социальных и экономических условий, которые останутся после нас. Заботу также можно выразить через разработку определенных продуктов, систем ухода, качественной литературы, глубокомысленного искусства и так далее.
Выбор практики здоровой заботы о ком-либо или о чем-либо расширяет нашу неотъемлемую природу и источает дары на тех, кто заботится. Мы учимся принимать себя с честностью, терпением и теплотой. Мы влюбляемся в прекрасного ребенка, которым были когда-то. Мы расширяем границы своего сердца. «Вырезайте свое имя в сердцах, а не на могильных плитах. Завет закрепился в умах людей и в историях, которые они о тебе рассказывают», – говорит Шеннон Л. Олдер.
Хорошей новостью является то, что нам дано много возможностей выбрать дорогу под названием «генеративность». Она не обязательно будет выглядеть мирной или спокойной, потому что изменения и рост могут быть отрывистыми. Эта дорога манит нас заново открываться местам, людям, идеям, росту, красоте, мечтам, надеждам, отдаче и вознаграждению. Когда мы живем в согласии с этим путем, сочетающимся с нашим внутренним «я», мы выбрали маршрут, который решит исход наших жизней и жизней тех, кто вокруг нас.
Эта книга научила вас заботиться о себе здравым образом, упрощать себе жизнь, взяв время на раздумье и озарение, отметать хаос и неразбериху. Вы научились устанавливать границы и бесстрашно исследовать внутреннее «я» и условия, в которых вы находитесь. Вы посмотрели на свое тело, разум и духовное «я» с позиций процесса старения. Вы изучили свои страхи и представили свое будущее. Вы начали видеть более хороший мир для себя, своих друзей и семей. Вы начали представлять свое будущее таким образом, что настроились на священность своей жизни на Земле.
Однажды я прочитала африканскую поговорку, гласящую: «Этот мир не оставили нам наши родители. Нам дали его взаймы наши дети». Мы с вами выживаем ради детей этого мира. Я представляю, как они ждут нашей мудрости. Они невинны и зависят от нашей способности поделиться тем, что мы выучили. Будущее смотрит на каждого из нас с надеждой.
В своем дневнике напишите письмо, начинающееся со слов: «Дорогие будущие поколения женщин, я желаю вам…»
Я оставляю вас на этом прекрасном стихотворении, написанном моей сестрой, а вдохновила ее на это наша бабушка-шведка, прожившая 102 года.
Улица Фаунтин-Плейс, 39
Черно-белые мраморные полы и лестница, ведущая
на 5-й этаж,
с их холодной на ощупь изогнутой гладкостью,
сейчас подобны ветхому монументу —
забытым иммигрантам, чьи акценты смешались, потянувшись
от усеянных акне бежево-серых стен и сломанных,
потрескавшихся кафельных плиток, чьи неправильно
написанные имена выгравированы на современных стенах
в Эллис-Айленд.
Поколения велосипедов, детских колясок, скутеров и тележек
наполнили полные чуши проемы лестничных клеток, сырые,
чувственные поцелуи любовников там дарятся и воруются.
Истории, спетые и рассказанные на разных языках,
по-прежнему отражаются здесь эхом, наслоенные временем,
значимые пережитки
холостяцких дней, ярких помешательств и запрета,
фиолетовой дымки и проституции; но раньше здесь царил
военный мрак, скудные пайки, майор ЛаГвардиа читал здесь
забавные газеты,
современная чума и эволюция отобразились в камне, гипсе,
нарисованной свинцовыми красками картине. Альпинист,
жестянщик, беженец носили свой мусор к скандирующему
старьевщику, терпеливо, медленно работающему, звонящему
в колокольчик, кивающему разбитому шатающемуся коню
и бряцающей тележке вверх по улице Гугенотов, вьющейся
вокруг и спускающейся вниз Норт-авеню мимо лютеранской
церкви и назад, как рассеянный часовой механизм
или невероятный 500-элементный составной пазл
на бабушкином столе,
красные попоны на лошадях, прыгающих через изгороди,
охота на лис, гул рожков,
стук копыт, девы машут платочками в солнечном свете.
Залитые гудроном крыши и стук лошадиных копыт,
нестираемые принты сознания.
Даже тогда фонтанов не было.
Бабушкина квартира, пешком на пятый этаж, – это есть
по-прежнему.
Я чуть не постучала в ее дверь в прошлом октябре,
но испугалась того, кто может проживать сейчас в ее
квартире.
Канули в Лету ее кружевные шторы, свежие, растянутые
сушиться на деревянных подставках,
и ее салфетки ручной работы;
ящики ее комода, такие свежие, наполненные мыльным
запахом шелково-белых
хлопчатобумажных простыней, отутюженных
и сложенных, —
больше там их не будет.
Спальня, где однажды я попробовала ее парфюм и вылила
его в окно,
где я написала свое имя на пудре, лежащей наверху туалетного
столика с зеркалом.
Пол гостиной, покрытый восточным ковром, где мы спали
на этих душистых белых простынях жаркими ночами,
когда вообще не было никакой сквозной вентиляции.
Маленькая кухонька, где альпинист поставил блок,
а мама кормила меня манной кашей так быстро, что
я давилась.
Иногда бабушка выкуривала сигарету,
выдувая дым в то кухонное окно,
где восседал тостер на линолеуме, его угловатые
наклоненные стороны всегда пережаривали хлеб,
поэтому нам приходилось соскребать черноту перед едой.
Я уверена, капелька ее малинового варенья лежит где-то
на деревяшках под пятьюдесятью слоями краски.
Монстр, который жил у нее в шкафу,
с яркими светящимися глазами, может быть, живет где-то
в синтетической ткани вместо моли и мошек.
Глубокая белая ванна, деревянные буксирные пароходы
в море пузырей, ее зов:
«Не вставайте в ванне, пока я не зайду».
По радио играют Штрауса…
О боже, как я по ней скучаю!
Мэрилин Хьюстон
Благодарности
Прежде всего хотелось бы сказать большое спасибо моей исключительно талантливой поэтессе-подруге-сестре-редактору Мэрилин Хьюстон за ее вклад в данную книгу; наделенной разнообразными талантами Дебре Мэрил Сербини, подруге, ассистенту и автору, разделившей со мной авторские права, посодействовавшей воплощению этой книги в реальность; моему мужу, преподобному Стивену Голдштейну, за поддержку, терпение и любовь даже в те моменты, когда я раздражалась; моим друзьям за бесценную помощь в написании этой книги; моей хорошей подруге Тите Бакстон за вычитку текста и мудрые советы; моей дочери Эйми Блэр за то, что не дала мне расслабиться, вдохновляла и внесла свой вклад в подготовку материалов; Нэнси и Финли Шеф, Тони и Скип Ландборг и семье Бакстонов за создание тихой и красивой обстановки для работы над рукописью.
