Пока находился дома, попросил у дочери кое-какие книжки полистать. Она ему целую стопку:
– Пап, тут и по психологии, и по философии. Все так хорошо, доступно написаны, посмотри, может, заинтересуешься.
Он заинтересовался. Вот, например, о ревности. Очень кстати. Оказывается, ревность – сродни зависти. Ну нет, он не согласен. Причем здесь зависть? Но по мере погружения в тему исследования вынужден был поменять свое первоначальное мнение. А ведь на самом деле он не просто ревновал к тому парню из Вериного прошлогоднего романа. Он ему совершенно явно завидовал. Это его она обнимала, это ему она улыбалась, это рядом с ним она излучала удовольствие. С тем, с другим, не с Игорем. Ну да, понятно, это было задолго до Игоря, вроде и ревновать не к кому. Но дело не в этом. Он хотел понять механизм не возникновения ревности-зависти, а механизм борьбы с ревностью. Но нет, не писали об этом. Вот такие умные книжки есть, а главного – нет. Или как, например, заставить сердце замолчать, как побороть боль, чем ее успокоить? Нет об этом в Иришкиных книжках.
А ей, Вере, интересно, как живется? Ей-то каково? Ее-то вообще несправедливо обидели, оскорбили на ровном месте, унизили, растоптали. Она-то как? Он брался за телефон, замирал с трубкой, дрожащими пальцами начинал нажимать на кнопки – и срывался, не знал, что сказать, не знал, как сказать.
В очередной раз написал сообщение: «Вера, мне нет прощения. Но знай, я люблю тебя. Я не живу без тебя». Она, наверное, получила, но, как и предыдущие, оставила без ответа.
Февраль
О, опять февраль. Ровно год назад они познакомились. Всего-то год. А кажется, полжизни прошло. Он почему-то чаще обычного стал появляться в ее районе. Вдруг удастся хоть издалека увидеть ее. Даже странно, сколько раз именно в утреннее время, когда она должна выходить на работу, он ждал неподалеку, но ни разу не видел. Может, стала раньше выходить. А может, уже и работу сменила за это время. Сколько времени они не виделись? Да уж почти полгода. А он все никак ее не забудет.
Как-то ехал с пожилой женщиной, надо же – именно в этот дом, где жила Вера. Женщина рассчиталась, вышла, он было тронулся, но вдруг увидел ее. Она катила перед собой детскую коляску. Но тут он, конечно, не смог сдержаться. Вышел из машины:
– Вера, здравствуй! Проезжал мимо, вижу ты. Тебя можно с внуком поздравить? Или с внучкой?
Вера остановилась. Долго-долго без улыбки смотрела на Игоря, потом спокойно сказала:
– С сыном.
– Что?
– Да, Игорь. Я родила мальчика, а ты стал отцом. У тебя теперь есть сын.
– Вера… ты… как ты могла? Вера, это нечестно… такое решение…
– А что бы ты сделал на моем месте? Я расскажу тебе, потому что ты обязан знать правду.
Они медленно шли рядом, она катила колясочку с его сыном. Лица ребенка Игорю разглядеть не удалось, да он и не способен был пока осознать происходящее.
– Тогда, в августе, я собиралась сказать тебе, что беременна. Это должен был быть очень серьезный разговор. Потому что было уже три месяца. Я никак не могла решиться. То отпуск, то приготовления к свадьбе – не хотела я все сваливать в одну кучу. Я почему-то не сомневалась, что ты будешь «за». Я готова была уйти от мужа, жить отдельно, ждать тебя, ждать твоего ребенка. Даже если бы ты не ушел из семьи, меня бы устроило. Пусть бы у тебя было две семьи. Я не решала за тебя, просто прокручивала разные варианты и всегда приходила к одному выводу, что я люблю тебя, что хочу быть с тобой, что готова на очень многое ради тебя. В тот день я вышла в аптеку за витаминами, морально подготовилась к разговору, а ты… ты все разрушил.
– Вера, прости меня. Я не знаю слов, которые могли бы выразить и степень моей вины, и желание прощения…
Она досадливо поморщилась и продолжала:
– Естественно, я пошла к врачу, задала вопрос об аборте. Ответ был такой: или мы удаляем плод вместе с маткой, или вы рожаете. Ты бы, Игорь, что выбрал? Ну не именно ты. А применительно к своей супруге или дочери? Ты бы что им посоветовал?
Игорь молчал. Да она и не ждала ответа.
– Я сказала мужу, что беременна. Он был счастлив. Вот, наверное, и все.
Она задумалась ненадолго, все ли сказала, что надо. А вот еще что:
– Дочка тоже скоро родит. Вот и получается – и мама, и бабушка одновременно.
Игорь по-прежнему молчал. А она говорила и говорила. Как будто ей и не нужен был диалог. Ее вполне удовлетворял монолог. Главное, что был слушатель. И именно этот, с которым мысленно она уже неоднократно все переговорила, о котором мучительно ныло сердце, который не просто обидел ее, а унизил, растоптал любящую, верную, беременную женщину – по дурости, по элементарной несдержанности…
– Игорь, вот ты молчишь. И правильно. Не надо ничего говорить. Тем более, ты не знаешь, что сказать, не можешь никак отреагировать… Я получала твои послания. Я удовлетворена тем, что ты помнишь обо мне…
Я хочу, чтоб ты знал… Я любила тебя больше всех моих мужчин. Сильнее, чем тебя, я никого не любила в жизни. Но я не люблю тебя больше.
Сказала, ускорила шаг, закончила как будто разговор, но не попрощалась…
– Вера, подожди… Вера, а можно… Вера, я позвоню…
Она обернулась. Он опять заметил выражение досады на ее лице, как будто ей в тягость этот разговор и он сам в тягость:
– Не надо, Игорь. Ничего не надо.
