Вы даже не представляете, насколько я добрая.
На самом деле мне хотелось помчаться за кулисы, ворваться в гримерную Финбара, с восторгом броситься в его объятия и поблагодарить за игру единственным способом, который я могла придумать: старым как мир и по-прежнему приносящим самое большое удовольствие. Но бросить Робина в такой момент могла бы только жестокосердная женщина. В любом случае мы еще успеем наверстать свое у Джимбо.
— Пойдем же, — весело сказала я, помогая ему подняться, — выпьем, расслабимся здесь, а потом поедем на вечеринку. — И практически без помощи со стороны Робина я поволокла коллегу в буфет. — Держись, — приказала я, — мы побудем здесь до отъезда.
Он немного собрался с силами и достал бумажник.
— Нет, нет, — весело продолжила я, — за мой счет.
Звучно чмокнула Робина в щеку и подтолкнула к стулу.
«Я никогда ничего тебе не обещала, — говорила я про себя, пробираясь сквозь толпу, — вообще ничего. Это все твоя вина, плюс твой Лоуренс и твое воображение. И я не ощущаю ни капли вины, вовсе нет».
— Тройную порцию виски и апельсиновый сок, — заказала я у барной стойки. — И побыстрее.
Я подумала, что Робину, возможно, понадобится поддержка, а поскольку я не собиралась прибегать к искусственному дыханию, спиртное показалось мне неплохим выходом. Знаю, знаю, это было не очень оригинально, но в тот момент из-за нервного потрясения ничего другого придумать я не могла.
Между тем поверженный Робин сидел не шелохнувшись. Я вложила бокал в безжизненную руку. Неужели мне всю жизнь суждено играть для мужчин роль миссис Бахус?
— Спасибо, — сдавленно произнес он и одним глотком опустошил бокал.
И неужели они всегда будут помогать мне в этом?
— Если хочешь, ты можешь поехать домой, — сказала я, — спасибо, что пришел.
— О нет, — ответил он, поднимаясь, — я намерен доставить тебя в сохранности, как меня и просили.
И Робин отправился за следующей порцией спиртного.
Я небольшими глотками пила из своего бокала и думала о том, что жизнь уже никогда не будет прежней. Какое же это замечательное чувство — любовь!
Так или иначе, нам нужно было провести время.
— А как тебе Виргилия? — спросила я.
— Кто?
— Его жена в пьесе.
— Очень удобно, — сказал он, поглаживая бокал. И мрачно добавил: — Иметь жену.
— Красивая, как считаешь?
— О да, — ответил он. — Жены, они красивые.
— И имею в виду пьесу, Виргилию…
— Что? Ах эта… Слишком толстая.
— А как тебе момент, когда он взял за руку Волумнию?
— Кого?
Разговаривать так было ненамного лучше, чем беседовать с пустым стулом.
— Волумнию, его мать.
— Правда? — спросил Робин. — Она была там?
Я обращалась к пустому стулу.
Он водил пальцем по краю стола, словно напряженно размышляющий Архимед.
— Знаешь, когда он сказал… — я не очень хорошо помнила этот момент, — что-то о том, что он поклялся отдать… Что это не следует называть отречением. Какой это был красивый момент!
— Пора идти, — сказал Робин, поднимаясь. Он немного покачнулся, но потом выпрямился. И мы пошли.
Я чувствовала радость и волнение одновременно, словно мне предстояло очнуться ото сна или пережить нечто подобное, — как будто я была одной из поэтических героинь-бутонов, готовых превратиться в цветок.
Ночь была необычайно теплая, и мы шли по мосту в сторону Стрэнда, не обращая внимания на проезжающие такси. Вода казалась черной и гладкой, лишь изредка по ней пробегала серебристая рябь. Облака закрывали только часть неба, и видно было, как луна подсвечивала размытые границы тумана. Я нисколечко не озябла, была полна энергии и не возражала против того, чтобы идти пешком всю дорогу до дома Джимбо, вот только это заняло бы слишком много времени. А мне больше всего на свете хотелось оказаться рядом с Финбаром.
Когда мы почти перешли мост, Робин, все это время хранивший полное молчание, заявил ни с того ни с сего:
— Ты как маленькая острая игла в моем боку. Всегда.
— Мне жаль, — смиренно произнесла я.
— Жаль! — закричал он. — Ради Бога, женщина! Именно сегодня ты решила сообщить мне, что любишь его!
Крик привлек внимание проходившей мимо пары, и они заторопились прочь, как пара испуганных мышей. Я прокричала им вслед извинения.
— Робин, — сказала я, — думаю, нам следует взять такси.
— Ты думаешь, — возмутился он, — думаешь… Твоя беда в том, что ты не думаешь. И никогда не думала. Ты и твое нелепое поведение! Посмотри, куда это тебя привело. И меня. Боже мой, я даже уехал в Канаду из-за тебя. Посмотри, что со мной стало!
К счастью, недалеко оказалось такси. Я остановила его.
— Садись, — сказала я, — ты пьян. Давай садись.
— Нет.
— Робин. — В моем голосе звучало предостережение.
— Нет.
Я открыла дверцу и втолкнула его внутрь, он вполне аккуратно сложился в углу сиденья.
— Куда едем, дорогой? — спросил шофер.
— Веди себя хорошо, — сказала я Робину. — Где адрес?
— Я тебе не скажу, — захихикал он.
Я ткнула его пальцем в живот. Он закрыл глаза и покачал головой.
— Слишком поздно, — злорадствовал он, пока я рылась в кармане его брюк. — Убери свои руки, оставь мое тело в покое, оно больше тебе не принадлежит.
Я была в ярости и пылала от смущения, потому что шофер развернулся и с удивлением смотрел на нас.
— Обычно бывает наоборот, — заметил он холодно. — Ты собираешься ехать или намерена тискать его всю ночь? Мне все равно, потому что счетчик включен…
Наконец я нашла карточку и со всем достоинством, которое смогла собрать, — а его осталось не так много, — зачитала адрес.
— Робин, — сказала я, — как только мы доберемся туда, ты отправишься домой.
— Нет, — возразил он, — я намерен остаться. Меня пригласили. Вот так-то.
У двери квартиры я попросила:
— Хорошо, только веди себя более сдержанно, ладно?
— Зачем? — хмыкнул он, прислонившись к звонку, который звонил, не переставая. — Я ведь не еврей, ты же знаешь…
Глава 9Финбар вышел мне навстречу, широко раскинув руки, приветливо улыбаясь и кивая от удовольствия. Если бы он двигался, как в замедленной съемке, это появление могло бы прекрасно вписаться в какой-нибудь романтический фильм.
— Герань, — эффектно произнес он, — вот ты и пришла.