— Давно мы с тобой не виделись, — раздался негромкий, вкрадчивый голос, не узнать который было невозможно. Роб медленно поднялся и расправил плечи.
— Надеюсь, ты пришел, чтобы занять мое место, Аргилл? Аргилл прижал к носу надушенный платок и негромко рассмеялся.
— Придется тебя разочаровать: садиться в тюрьму я пока не собираюсь.
— Жаль. — Роб невольно сжал кулаки. Эх, если бы при нем оказался его верный кинжал…
— А мне остается сожалеть о том, что ты оказался не таким умным и хитрым, как я поначалу думал. Все-таки ты попался в расставленные мной сети, а ведь я, правду сказать, уже начал сомневаться, что мне удастся заманить тебя в ловушку. — От платка, который Аргилл прижимал к лицу, исходил сильный запах благовоний, волнами расходившийся по камере. — Не скрою, засадить тебя помог твой отец, тем самым оказавший мне неоценимую услугу.
— Что поделаешь? Мой отец предан тебе как пес, хотя ты этого и не заслуживаешь.
— Преданность надо уметь использовать, иначе грош ей цена.
Лицо графа было скрыто платком. Роб видел только его светлые волосы, освещенные фонарем, и холодные, внимательные глаза.
— Но я не так беспощаден, как ты думаешь. Скажи, где бумаги, и я тотчас же велю тебя освободить.
— В свое время я тебе доверился и был жестоко наказан. Но я извлек из этого урок и теперь знаю, что полагаться на твое слово и честь — все равно что на благородство палача. Мне понадобилось целых три года, чтобы все обдумать и во всем разобраться.
— Тем не менее ты все еще жив, — пожал плечами Аргилл. — Тебя не вздернули на виселицу, как других пленников. А уж если ты столько времени посвятил размышлениям, то должен уже был понять, что превратности войны заставляют подчас мужчину поступать не так, как должно, а как того требуют обстоятельства.
— Ну это к тебе не относится. Бесчестье для тебя столь же привычное дело, как стаканчик виски перед обедом.
— Своей неуступчивостью ты толкаешь меня на крайние меры, — сухо произнес Аргилл. — Ты должен отдать эти бумаги, в противном случае тебя ждет смерть.
— Она ждет всех. Рано или поздно.
— Совершенно справедливо. В том числе и женщин. Это замечание, я вижу, тебе не по вкусу. — После паузы он продолжил: — В настоящее время твоя дама сердца живет в довольно комфортных условиях и чувствует себя неплохо. Но все может измениться.
— Но Уэйкфилд…
Аргилл небрежно махнул рукой, словно отгоняя муху.
— А что Уэйкфилд? Ему придется свыкнуться с мыслью, что леди Линдсей, или теперь уже, насколько я понимаю, леди Гленлион, обвиняется в колдовстве. Полагаю, тебе известно, как поступают с ведьмами? Но если ты поможешь мне получить бумаги, она будет выкуплена, получит свободу и никто не узнает о выдвинутых против нее обвинений.
Слова Аргилла потрясли Роба, ему показалось, что почва уходит у него из-под ног. Аргилл, который внимательно за ним наблюдал, тихим, елейным голосом произнес:
— Я всегда говорил, что привязанность к женщине чревата для мужчины фатальными последствиями.
— Если мы решим вопрос с бумагами, ты сразу же отпустишь леди на все четыре стороны.
— Я теперь тоже стал недоверчивым… Прямо как ты! Так что давай договоримся так: ты отдаешь мне бумаги, я освобождаю женщину.
Все, тупик. Роб некоторое время лихорадочно размышлял, как поступить, потом сказал:
— В таком случае — документ за документ. Ты напишешь Уэйкфилду письмо, где пообещаешь после получения выкупа доставить к нему леди Линдсей живой и невредимой. А я сообщу лэрду Лохви, где хранятся бумаги. Пусть гарантом сделки и третейским судьей в нашем споре выступит Ангус Кэмпбелл.
— Ты готов довериться человеку, который предал тебя и леди Линдсей?
Роб мрачно улыбнулся.
— Я никогда не обвинял лэрда Лохви в бесчестье. Просто он превратно толкует само понятие чести и преданности. Но на предательство не способен.
Аргилл с минуту помолчал, раздумывая, и снова заговорил:
— Твое предложение имеет несомненные достоинства. Обещаю над ним подумать.
— Но прежде чем я сообщу лэрду Лохви, где хранится документ, я должен убедиться в том, что леди не причинили никакого вреда. Словом, я хочу ее увидеть.
— Вонь, которая от тебя исходит, вряд ли приведет леди в восторг. А вообще-то я не против вашего свидания. При условии, что оно не слишком затянется.
После ухода Аргилла Роб, прижавшись спиной к каменной стене, медленно съехал по ней на пол и, подперев руками голову, погрузился в невеселые размышления. В затеянной им против графа Аргилла интриге все с самого начала пошло наперекосяк! Между тем время неумолимо отсчитывало минуту за минутой; из минут складывались часы, которых в его распоряжении оставалось не так уж много. Развязка близилась, он чувствовал это. Она прожила эти дни как во сне; лишь отмечала чередование света и тьмы, слыша чьи-то голоса, доносившиеся до нее как сквозь вату из окружавшего ее густого тумана. Потом ей пообещали устроить встречу с Робом, и мир снова расцветился для нее яркими красками. В предвкушении встречи она ожила и похорошела; ей нужно сказать ему столько важных и нежных слов! Успеет ли? В день встречи она чуть ли не ежеминутно спрашивала у приставленного к ней стражника: «Скоро ли?» — и так ему надоела, что он вывел ее из комнаты, в которую ее поместили, на час раньше условленного срока. День выдался холодный, но ясный, окружавшее замок озеро сверкало и искрилось от десятка тысяч солнечных зайчиков, плясавших на его зеркальной поверхности. Ее привели в один из внутренних двориков замка Иннисконнел и велели ждать. Она стала мерить шагами его тесное пространство, всем своим существом желая этой встречи и одновременно страшась ее. А потом она услышала звон оружия и стук подкованных каблуков о каменные плиты двора и повернулась на звук; сжав на груди руки, она стала ждать появления Роба, спрашивая себя, что он ей скажет при встрече. Будет ли сердиться, упрекая ее в том, что она наделала глупостей, навредив и ему, и себе, и не станет слушать ее объяснений? Жаль, что она не успела перемолвиться с ним и словом, когда их везли в замок Иннисконнел! Он был окружен солдатами Ангуса Кэмпбелла, и за все время путешествия она его ни разу не видела. Когда они добрались до скалистого берега озера и люди лэрда повезли Роба в утлой лодчонке к выстроенной на острове темнице замка Иннисконнел, Джудит по-настоящему испугалась. До последней минуты она не верила, что лэрд Лохви способен засадить в темницу своего единственного оставшегося в живых сына. Потом ей пришло на ум, что, когда ее выкупят, Роба тоже выпустят на свободу, и она снова приободрилась. Когда Роб в сопровождении вооруженной стражи вошел во двор, сердце у нее болезненно сжалось. Его конвоировали шестеро солдат — два по бокам, еще четверо за спиной. Все с мечами и копьями. Словно он был государственным преступником или матерым убийцей. Не дожидаясь, когда он к ней подойдет, она сама устремилась ему навстречу, но вдруг замерла на месте. Дыхание у нее перехватило, руки затряслись. Роб изменился до неузнаваемости. Волосы у него свалялись и потеряли присущий им блеск; одежда была в грязи и изорвана, от нее пахло гнилью. Глаза лихорадочно блестели, изможденное, покрытое кровоподтеками лицо заросло щетиной. Гордый красавец лэрд теперь больше напоминал бродягу. Джудит словно в тумане сделала еще несколько шагов в сторону Роба, который остановился посреди двора и ждал, когда она подойдет. Но даже сейчас от Роба исходила сила и кипучая энергия.
