Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Майор Похренушко не дал возможности расставить точки над шедевром классики и, залезая в «воронок», наклонился к Анфисе: она почуяла, как противно несет от него луком, потом, политинформацией и хоровым дирижированием.
— Так как — «туда» или на сеновал?
Анфиса в секундном размышлении «сказать-несказать гадость?» ужаснулась, до какой же степени она глупа, если материализует постоянно какое-нибудь г. вместо «большой и чистой». Вот и сейчас: проститутки, офигевший мент, жара; до моря — рукой подать, а ее везут в ментовку…
— Я твой самый знаменательный числитель, — продолжал распинаться Похренушко, — Из первого ряда.
— А я тебя на ноль разделю, — осенило вдруг Анфису, и внезапно исчезло все: Похренушко с запахом изо рта, глупые путанки, душный «черный ворон», не списанный с 1937-го, и даже сама Дерибасовская. Жаль было только море…
Вместо всего этого Анфиса увидела саму себя, стоящую неподалеку от грязноватого пятачка, у магазина «Продукты» с игривой вывеской «ООО Содом, Гоморра и K°». На тяжелой железной двери висела ксеранутая реклама «Йохимбе — и вы настоящий пацан», а несколько пока не очень настоящих пацанов внимательно, по складам, читали одинокую бумажку. Автобус, отправляющийся от станции «Куево-Кукуево», ходил раз в полтора часа.
В Куево-Кукуеве к этому привыкли; автобус раз в полтора часа мало кого трогал. Анфиса тоже попыталась сделать так, чтобы ее это мало трогало, и это почти получилось, если б кто-то не сказал, будто автобус пойдет только до Куякова, а не до Города.
— А из Куякова до Города когда? — поинтересовалась осторожно Анфиса.
— А из Куякова, мадам, сегодня ничего не пойдет. Отменили.
— Как же тогда до Города добраться? — спросила в воздух Анфиса.
— Ну, язык до Города доведет, — ободрили Анфису куево-кукуевцы и встали в длинную очередь к прибывшему транспорту с табличкой «До Куякова» на лобовом стекле. Автобус напоминал ма-шинку фирмы «Ритуал», но внутри было весело — народец оказался не злобным, а смешливым. Особенно долго смеялись потом карманники, собирающие собственный НДС.
— Почем билет? — спрашивал кто-то, никогда не живший больше, чем на одну зарплату.
— Немерено, — отвечали в другом конце автобуса, вызывая всеобщий смех.
Анфису же смяли с пяти сторон: дышать свободно не было никакой возможности, и она закрыла глаза, представляя, что спит. Вдруг ее так тряхнуло и сдавило, что все кастанедовские сказки потеряли актуальность, и Анфиса грустно вжалась грудью в воображаемый поручень, а через сорок минут оказалась в Куякове с ощущением брезгливости и тоски одновременно.
— Что я делаю здесь? — снова, в который раз, спросила саму себя Анфиса. — И делаю ли здесь «это» — Я? Где то самое «здесь»? Сейчас ли — оно?!
Она пошла по длинной тенистой аллейке в направлении хоть какой-нибудь гостиницы. Смеркалось…
Куяковская аллейка оказалась еще и узкой, так что двоим на ней никак было не разойтись. Анфиса, заметив издали гормонально-озабоченного юнца, подвинулась к проезжей части. Но гормонально-озабоченный юнец вовсе не собирался обходить ее стороной, даже наоборот: широко улыбаясь, шел навстречу Анфисе, вспоминая мыслительно-двигательное действие, позволяющее лазить за словами в карман.
— Здрасьть, а вас как звать?
Анфиса подумала, что материализовала опять какого-то козла, и, нащупав в кармане дамский кастет, отозвалась:
— Неточка Незванова.
— А… — юнец призадумался и снова полез в карман за словом. — А меня Вова. Я в ПТУ учусь, знаю три слова и хочу телку. Пошли, Неточка, а то у меня на проститутку не хватит.
Анфиса улыбнулась и, обняв Вову за квадратную талию, даже прошла с ним несколько метров, а около указателя «Бредятино» вспомнила о ловкости рук и достаточно профессионально врезала Вове изящным, но тяжелым дамским кастетом. Получилось стильно: Вова медленно сполз в лужу, а Анфиса, переведя дух, нащупала Вове пульс: его стук показался ей похожим на бой кремлевских курантов.
«Шла-шла и никого не встретила, — шагая, взбадривала себя Анфиса. — Да и должно же где-нибудь здесь быть море?»
Она явно слышала какой-то шум и решила идти на него.
Это было нескончаемо долго. Анфиса еле переставляла ноги и ни о чем не думала — думать сил не осталось, как не осталось сил и хотеть есть. Ветер трепал волосы, а прохладный воздух успокаивал тем, что кожа дольше сохранится в таких условиях, и Анфиса верила ветру и воздуху на дуновение.
Вдруг она увидела море: оно оказалось именно таким, какое показывают по телевизору, только большое, красивое и с запахом. Море пахло морем: криками чаек, соленой водой, мокрой прибрежной галькой, темным небом с полумесяцем, так похожим на рождественский леденец… Анфиса расслабилась и, сняв одежду, легла в самое начало моря; оно погладило ее тело и, зашуршав волнами, пообещало не топить. Тогда Анфиса поплыла в самую середину моря; море снова погладило ее тело и, зашуршав волнами, промолчало про главное; тогда Анфиса поплыла далеко-далеко, а когда поняла, что берегов не видать ни с одной стороны, внезапно увидела себя лежащей в огромной луже в черном купальнике с полинявшей надписью Sorry, ту love на груди.
— Тьфу ты, опять фантомные боли, да и море ненастоящее… — Анфиса стала выжимать волосы, вспоминая почему-то Небезызвестного, хотя, с точки зрения Анфисы, он этих воспоминаний не заслуживал в данной ситуации, когда пора настала вылезать из любых влажных мест сухой, стрессоустойчивой и не смущенной портретом Кун-фу.
Анфиса оделась и, подняв глаза вверх, заметила Солнце. «Утро, что ли?», — мелькнуло у нее, но начало мысли тут же оборвалось двумя очень знакомыми голосами, доносящимися из бредятинского репродуктора, от звуков которого Анфису чуть не стошнило прямо на мельтешащих жителей Бредятина, спешащих на праздник Урожая.
— Дорогие бредятинки, бредятинцы и бредятки! Сегодня мы собрались здесь, чтобы… — ради чего все собрались, Анфиса слушать не стала, уловив в репродукторских голосах Точизну и майора Похренушко, а опознав, окончательно увидела такую картину: вместо моря (хоть и искусственного, но все-таки — моря) образовалась площадь виленина Бредятинского уезда и все вытекающее.
Между Домом культуры с облупившейся краской и памятником вождю пролов и проловчанок, выкрашенным довольно неаккуратно серебрянкой вчера вечером (на асфальте можно было заметить капельки засохшей краски), стоял столб с намертво прикрепленным громкоговорителем:
— А теперь поговорим о подскоках, — пел голос Точизны. — Встаньте, товарищи, дружно в ряды — к виленину передом, к Дому культуры задом.
Анфиса притаилась за кустом крыжовника, ощущая себя бледнолицей на заселенном дикарями необитаемом острове, подглядывающей за их ритуальными танцами. «Интересно, а жертвоприношение у них будет, или — так?» — подумала Анфиса, но спохватилась и, собрав в ладонь волю, прекратила ход мыслей.
Бредятинцы встали в ряды, как велели и, вслушиваясь в слова репродуктора, претворяли их в жизнь (она же — действие):
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
