— Да, — соглашается его старый наставник, — это безусловно. Ты и вправду человек весьма и весьма заурядный. Но у Аллаха даже для самого зауряднейшего из нас есть время, а также предназначение. Что, по-твоему, лучше: их краткая, смешанная с презрением любовь или вечные ненависть, страх и уважение?
Энгин молчит. Не зная, что сказать, он опускает глаза, глядит на свои ступни и шевелит пальцами ног.
— Поразмысли пока об этом, — говорит Тарик. — Да, ты не против, если я себе еще «Бритвика» налью?
— Скорее, скорее: покончить с этим, и все…
Энгин бежит изо всех сил, насколько позволяют его короткие пухлые ножки. Вообще-то быстрым бегом это отнюдь не назовешь. Тяжело дыша от усилий, он уворачивается от недовольных пешеходов, огибает людей, вышедших в магазин, под градом ругательств неуклюже перебегает запруженные машинами улицы. Топ-топ-топ, раздаются его грузные шаги. Земное тяготение душит его, навалившись со всей жестокостью.
Он конечно же направляется к дому бедной миссис Азиз.
Бог ты мой! Интересно, способен ли Аллах распознать чистосердечную ошибку, совершенную с искренней верой в душе? Хочется надеяться, что да.
Вот и улица, где живет миссис Азиз: череда вполне представительных четырехэтажных зданий в регентском стиле с воткнутыми там и сям уродливыми многоквартирными муниципальными домами довоенной постройки. Странно, но атмосфера тут гораздо спокойнее, чем он воображал; все выглядит вполне обыденно. Ни сдерживающих толпу полицейских, ни языков пламени, рвущихся лизнуть серое небо, ни «скорых», выстроившихся наготове в ожидании обгоревших, задыхающихся и погибших. Только движение на улице монотонно громыхает, как водится, да молодежь из муниципальных кварталов расслабляется, привалившись к стене измаильского общественного центра.
Может, идиотский чешский детонатор действительно не сработал? Или, может, взрывчатка попалась никудышная. Ощутив легкое покалывание надежды — редкое, замечательное чувство, — он с готовностью хватается за эту соломинку.
Впереди квартал миссис Азиз; смотрите — абсолютно не пострадал! По крайней мере, думает он, отсюда так кажется. Мучаясь одышкой, он взбегает по мрачной бетонной лестнице и сворачивает влево, на ее площадку.
Входная дверь по-прежнему на месте! Слава Богу, слава Богу, миссис Азиз!
Он стучит как безумный, подпрыгивая от нетерпения. Скорее, миссис Азиз, скорее! Ему едва удается подавить искушение заглянуть в щель почтового ящика, да и то лишь потому, что из коридора — не может быть! — доносятся шаги. Значит, ноги ей не оторвало. Если, конечно, она не успела за такое короткое время освоить протезы.
Дверь открывается.
Перед ним стоит совершенно невредимая миссис Азиз, явно не ожидавшая его объятий и, более того, не жаждущая их. Ее птичьи глазки сужаются.
— А ну, отцепись от меня, — говорит она, раздраженно высвобождаясь, — обормот толстопузый.
— Я просто так рад, что вы живы, миссис Азиз, — задыхается Энгин, наконец отпустив ее и вглядываясь в коридор квартиры за ее спиной.
— Жива, конечно, чурбан ты турецкий, — плюется старуха.
— Хорошо, а с рыбой вы что сделали? — выпаливает он.
— С какой такой рыбой?
— Вы же просили принести рыбы сегодня утром. Палтуса, — старается он объяснить как можно спокойнее.
— Ах да, — говорит она, чуть просветлев лицом. — Палтус. Извини. Забыла на секунду, что палтус — это рыба такая. Совсем старею.
— Да-да, но где же она?
— Энгин, — наконец выдает старуха, — ничего я тебя не просила принести, ни палтуса, ни другой рыбы. Я сама прекрасно могу сходить себе за палтусом. А сегодня мне вообще никакой рыбы не нужно было.
— Но… но как же… — Слова застревают у Энгина в горле.
— Нет, Энгин. И платить я тебе не собираюсь — даже и не думай.
Энгин вне себя от негодования.
— Ну, так где же она?
— Попросила кое-кого обратно в лавку ее отнести.
— Кого? Кого? — взвизгивает Энгин.
— Эту шлюху раскрашенную, индуску из химчистки, она мне как раз паранджу занесла.
— Не-е-е-е-е-ет! — Энгин издает длинный вопль. — Только не Касси!
— Не знаю и знать не хочу, как ее зовут. Знаю одно: скромности ей недостает. Я так считаю: губы у этой девицы порочные, такими только отсасывать.
— У-у-у-у. — Тут Энгин принимается кружить по площадке.
Миссис Азиз подзывает его к себе. Она улыбается ему, крепко берет его обеими руками за голову и принимается трясти ее из стороны в сторону, словно просеивая муку в очень тяжелом сите.
— Послушай-ка, толстопузик, — говорит она. — Хватит переживать о всякой рыбе и об индусских поблядушках. Шел бы лучше евреев убивать, как подобает мужчине.
Обливаясь слезами уже третий раз за сегодняшний день, Энгин вырывается и убегает по лестнице. Голос миссис Азиз, какой-то задушенный, безумный вой, преследует его, не отставая ни на шаг.
— Интифада! Интифада! Да покраснеют улицы городов и деревень от крови грязных еврейских собакузурпаторов и их хозяев янки. Всех замочи-и-и-и-и-и-ить!
Что ни говори, а миссис Азиз — крепкий орешек.
Ох, до чего Энгин устал бежать. Говоря начистоту, его тело просто не создано для этого занятия. К тому же, как нетрудно догадаться, он совершенно изможден, морально и физически, после такого бурного денька. Он возвращается на центральную улицу. Не в полной мере полагаясь на свои органы чувств, каким-то потусторонним чутьем он вроде бы улавливает запах дыма и звуки сирен. Но как бы то ни было, центром всех этих дел никак не может быть химчистка — вот же она, прямо перед ним. Готовый на этот раз ко всему, он чеканным шагом подходит к прилавку. Но, разумеется, в нашей истории есть симметрия, которую невозможно нарушить, не посягнув на неизбежность развязки.
— Здравствуйте, мистер Шах.
— Здравствуй, Энгин.
— Не знаете, где Касси?
— Да она вышла с полчаса назад, какую-то тухлую рыбу в лавку вернуть.
— А, понятно. Мистер Шах…
— Что, Энгин?
— Вы ничего особенного не чувствуете? Ну, запах дыма там, звуки сирен?
Перегнувшись через прилавок, мистер Шах наклоняет голову набок.
— Да, Энгин, пожалуй, что чувствую.
— Спасибо, мистер Шах.
— До свиданья, Энгин.
Все еще пребывая в этом измочаленном, непонимающем, оцепенелом состоянии, чуть поодаль на главной улице он сталкивается с Касси Шах, которая торопится обратно в химчистку. Все ее конечности целы и невредимы.
— Где рыба, Касси?
— Я ее отнесла рыбнику, а они…
— Да-да, — говорит Энгин с невыразимой усталостью в голосе.
