— Дорогой мой господин, — сказал Проглот, звучно откашлявшись, чтобы подготовить ответный ход, — ваша проницательность обрубила мой кашель прямо в трахее, и я, онемев от стыда, униженно прошу принять мое признание. И впрямь, у меня не будет никаких расходов! И в соответствии с этим, не прекращая рассыпаться вам в благодарностях за то, что вы столь неожиданно и благожелательно перешли на «ты», я, раскаявшийся грешник, жду не каких-то невинно преувеличенных представительских расходов, но чудесного дара щедрого сердца, ибо добро всегда воздается за добро! — улыбнулся он, неотразимый, прелестный, ставший внезапно даже несколько женственным, и отправил своему властелину воздушный поцелуй. — Спасибо, и да хранит вас Бог, — сказал он, завладев банковской купюрой. — А красива эта молодая дама? — спросил он затем с ласковой отеческой улыбкой, чтобы закончить разговор на ноте душевной близости.
— А откуда ты знаешь, что она молодая?
— Мне знакомы тайны человеческого сердца, дорогой мой господин, и не чужда нежная чувствительность. А все-таки она красива, Ваше Превосходительство?
— Ужасно красива. А письмо — это чтобы увидеть ее последний раз. Потом — все будет кончено.
— Осмелюсь вам не поверить, Ваше сиятельство, — тонко заметил Проглот, поклонился и вышел, обмахиваясь банковской купюрой.
На улице, держа в руках драгоценное письмо, он решил сэкономить на такси и добраться до Колоньи своим ходом. Но тут его посетила прекрасная идея: остановить первый же автомобиль, объяснить, что он забыл бумажник, а ему срочно нужно повидать шурина, которого он любит как родного брата, которого сейчас как раз оперируют в клинике в Колоньи, удаляют почку! Нет, на самом деле это не принесет особенной прибыли. Да и к чему прибыль? Великий властелин выдал ему тысячефранковую купюру, и у него еще осталось много луидоров. Значит, нужно хватать одно из этих такси и мчаться в Колоньи! Но надо при этом проехать через отель, чтобы прихватить теннисную ракетку и клюшку для гольфа, чтобы произвести благоприятное впечатление на молодую даму. А еще поменять головной убор, надеть черный цилиндр, который больше подходил бы официальному лицу. Отлично. Он пошел, напевая, отставив в сторону шапокляк и поигрывая тросточкой, отлично владея собой и в придачу всей вселенной, носитель высшей миссии.
На углу улицы, сидя на складном стульчике возле стены гаража, слепой вяло играл на аккордеоне — ни для кого. Проглот остановился, порылся в кармане, бросил луидор в плошку, которую держала в пасти собака-поводырь, отошел, остановился, вопросительно почесал нос, повернул назад, положил банковскую купюру, погладил собаку. Потом, стремясь скорей стать облеченным полнотой власти лицом, побежал к остановке такси, а галстук лавальер струился за ним по ветру. И что только эти ослы на него так пялятся? Фрака никогда не видали, что ли?
XXV
Открыв входную дверь, месье Дэм отступил на шаг: таким впечатляющим было появление долговязого типа во фраке, с орденом Почетного легиона на груди, который с порога протянул ему свой цилиндр.
— В гардероб, — сказал Проглот. — Мой цилиндр в гардероб, как велит э дипломейтик кастомс, это по-английски, бай аппойтмен, — объяснил он вконец обескураженному маленькому бородатенькому человечку, с первого взгляда опознав в нем простака. — Только осторожно, не помните, он ведь новый. Как вы поживаете? Я — так прекрасно. Таков, каков я есть, чтоб вы знали, — продолжал он, тараторя с удивительной быстротой и крутя клюшку для гольфа, — я глава личного кабинета моего августейшего мэтра Его Превосходительства Солаля из Солалей, и мое прозвание среди мировой и лондонской великосветской общественности — сэр Пинхас Гамлет, А.Б.В, Г.К.Г, С.К.Ф Д., Л.С.К., о, какой это изысканный английский обычай упоминать всех этих почетнозвучащих инициалов, сразу чувствуешь себя важным персоном, но я еще главный маршал Королевского дома, и потому меня постоянно преследуют зависть и интриги, а еще, к тому же, я первый пэр экс аэкво в королевстве, чтоб я так жил, да, мой дорогой, вот я весь как на ладони, и еще я полноправный владелец земельных угодий, занимающих половину графства Шропшрипшир, и плюс к тому вдоль реки, я забыл того названия, простирается мой прекрасный персональный частный парк, он называется по-английски Джентльменс эгриментс и Лэвэтори, сокращенно Лэвэтори, оно знаменито огромным замком, гордо раскинувшим все свои сорок дозорных башен, о, милый замок моих предков, где столько раз на завтрак мне приносили яичницу с беконом, и я сидел за столом в кресле эпохи Людовика Четырнадцатого под картиной работы старых мастеров, а потом, как следует заправившись, в час дня я совершаю конных прогулок по Лэвэтори на своем сером в яблоках скакуне, о, Шропшрипшир, славный уголок моего олигархического детства, о, благородный Шропшрипшир, где я учил уроков в красивой итонской форме, с белым воротничком и в цилиндре, к которому я с тех пор привык, или вы видите, ну же, славный человек, не вешайте нос и не смотрите на меня, как пугливый зверек, а еще, кроме того, я награжден орденом Подвязки, он у меня под брюков, мой любимый клуб — «Кроусс энд блэквелл мэрмелейд», где я запросто беседую с архиепископом Канторберийский, он же Кентеберийский, на моего дорогого родного языка, и с дюжиной пэров Англии, моими преданными и элегантными друзьями, которое обыкновенно располагается на Даунинг-стрит, десять, или же в одиннадцатом доме на той же улице у шахматного канцлера, моего друга сэра Роберта Сесила, я-то зову его Боб, мы всегда говорим только по — английски, так же как с моей суверенной государыней, которой я сопровождаю в своем сером цилиндре на конных прогулок, мы их оба обожаем, и она и я, Роял эскот, Дерби оф эпсоум, уот из э квейшен, Бэнк оф инглэнд энд хауз оф лорд ин томато соус, фиш энд чипе ин Бакингем-пэлас, йоур синсерли, год сейв зе кинг, не правда ли?
— Вот только я нисего не понял, — сказал месье Дэм с растерянной улыбкой, которая понравилась джентльмену, и он был удостоен хлопка по плечу.
— Не волнуйтесь, дитя мое, это наша милая бестактность, мы, английские аристократы, ни с того ни с сего переходим на язык, которого был прославлен Шекспиром, но которого, увы, не понимают необразованные люди. Будьте таким образом уверены в моей снисходительности, и вернемся к делу. Вот письмо из заднего кармана, письмо от моего повелителя, который правит дворцом и обладает княжеского титула, а я его преданный вассал. Вы можете посмотреть на официального конверта, который указывает на его высокое, даже высочайшее, происхождение, отчетливо видны во всем великолепии две буквы, означающие Лигу Наций, чтоб я так жил! Посмотрите, но не надо трогать! Как вы видите, оно адресовано мадаме Адриан Дэм. Поскольку я предоставил доказательство моей правдивости, идите и позовите этой особы, а я здесь подожду ее появления, чтобы лично, в собственные руки вручить ей письмо со всеми надлежащими формальностями, а также завести с ней шутливой дружеской беседы, принятую среди светских людей. — В восторге от себя самого, он принялся обмахиваться теннисной ракеткой. — Вперед, найдите мне ее без колебаний и промедлений!
— Мне осень заль, месье, но она уехала за покупками.
— Хорошо, я посмотрю по ситуации. Сначала давайте познакомимся. Вы, собственно, кто? Метрдотель в неглиже?
