Потом они привезли Бакиева в Управление, и Евсеев развернул бланк протокола. Дело шло к полуночи, и проводить допрос можно было только в случае крайней необходимости. Но вряд ли в данном случае кто-либо мог такую необходимость отрицать.
– Во-первых, здравствуйте, дядя Коля! – начал Юра, внимательно глядя задержанному в глаза.
Допрашиваемый напрягся.
– Почему дядя Коля? Ну, называли меня так когда-то давно, так что? Тогда в Москве было лучше жить русскому, вот я русским и представлялся… Разве это запрещено?
– Конечно, нет, – успокаивающим тоном сказал Евсеев. – А кто вас так называл?
– Да все и называли! Разве что Нина Ильясом иногда звала… Но только дома, и без посторонних.
– И курсант вас так называл?
– Ка… Какой… курсант? При чем здесь курсант? – лицо «дяди Коли» покрылось смертельной бледностью, и Евсеев понял: на этот раз никакой ошибки нет, перед ним действительно сидит резидент ЦРУ. Но догадки, как, впрочем, и бледность, к делу не пришьешь.
– Тот самый курсант-ракетчик, которого вы опекали, давали кров, дом, пищу, доставали билеты на концерты… И которого подготовили для вербовки сотрудником ЦРУ Кертисом Вульфом. Вот о каком курсанте я говорю.
Ильяс Бакиев онемел и впал в ступор. Он сидел неподвижно, на миг Юра подумал, что он потерял сознание.
– Ах, вот оно что, – наконец произнес «дядя Коля». – То-то я смотрю – столько лет меня никто не трогал, а тут вдруг взялись… И не заступается никто из старых друзей… А вы старые дела вспомнили…
Он закрыл лицо ладонями.
– Эти дела не стареют, – сказал Юра. – И сроков давности по ним нет.
– Я устал, – глухо пробился сквозь ладони голос разоблаченного резидента. – И мне надо подумать. Давайте отложим разговор до завтра… До утра.
Юра кивнул:
– Что ж, до завтра так до завтра.
Но продолжить допрос не удалось. Утром «дядя Коля» был найден в камере мертвым. Отравлен цианистым калием, капсула с которым была вмонтирована в коренной зуб еще несколько десятилетий назад. Отвинтить коронку он через столько лет не смог и сломал ее, грызя табуретку. Смерть наступила мгновенно. Он лежал на полу, вцепившись раскрошенными зубами в изгрызенную и окровавленную деревянную ножку, как старый волк, попавший в капкан и не сумевший разгрызть холодную сталь.
Еще один след к шпиону из прошлого оборвался навсегда.
Глава 7 Ключ к секретам – Леший
На пятнадцать лет он устарел, этот трехтонный осколок «холодной войны», а потому должен был замолчать навсегда, постепенно сойти с орбиты и, в конце концов, сгореть в атмосфере. Но этого не произошло. То есть вначале он замолчал, но не навечно, как замолкают обычно отработавшие свой срок спутники-шпионы. Что-то изменилось в планах Разведывательного Управления, что-то изменилось в нем самом, и теперь Old Jazzy, «Старый Живчик», как свойски называли операторы Центра контроля низкоорбитальный спутник видовой разведки «Лакросс-2», внезапно ожил, скорректировал орбиту, развернул крылья солнечных батарей и вновь заявил о себе на ультракоротких волнах определенного диапазона.
Би-бип-бип-бип-би-бип…
Чувствительные антенны Центра фиксировали радиосигналы, как музыку сфер, усиливали их, очищали от космических помех и подавали на криптографические терминалы для расшифровки.
Бииип-би-бип-биип-биип-би-бип…
В четких наушниках внимательных операторов начавший вторую жизнь «Лакросс» звучал день и ночь, звучал громко и порой бессмысленно, как надоедливый шлягер по радио. Чем-то он напоминал состарившуюся поп-звезду вроде Тома Джонса, решившую вдруг вернуться из небытия на тучные нивы былой славы и повихлять еще одряхлевшими телесами, поорать в микрофон и собрать неубранные когда-то колоски успеха: «Секс-бамб, секс-бамб, ю май секс-бамб!..»
– Ай да «Лакросс», ай да сукин дед! – обменивались сообщениями астрономы-любители, пользователи «космических» Интернет-сетей, для которых любой пустячный «чих» в звездном небе становится предметом оживленных комментариев. – Не иначе к войне готовится!
Какое-то время даже последние факты из половой жизни легендарной Памелы Суинкли, недавно лишенной девственности в темных коридорах обсерватории Хейла, не пользовались у них такой популярностью, как приключения старого, выжившего из ума спутника-ветерана на стодвадцативосьмикилометровой орбите.
Правда, длилось это оживление недолго. Постепенно активность старого шпиона перестала привлекать внимание, а потом корейцы вывели на орбиту свой спутник, у которого в первые же сутки посыпалась солнечная батарея, и про «Лакросс» постепенно забыли.
Среди профессиональных космических наблюдателей из военных ведомств различных стран активность спутника-ветерана с самого начала не вызвала никакого ажиотажа. Для них это был лишь сигнал, косвенно свидетельствующий о старте некой новой операции американской разведки, смысл и содержание которой никому не известны… И установить их со станций слежения не представляется возможным, поскольку до космического шпиона не дотянешься, а радиопередач над чужой территорией он не ведет.
А значит, никакого смысла суетиться нет, ибо надо заниматься неотложной повседневной работой: отслеживать новые космические объекты, распознавать признаки выведенного на орбиты оружия, принимать сообщения от своей агентуры, разбросанной по всему миру. Записали «Лакросс» в журнал наблюдений, доложили руководству, и все. Мало ли что где и у кого шевелится… Правда, один из младших офицеров Эльбрусской станции слежения, известный в очень узких кругах бабник и рифмоплет, написал по этому поводу песенку на трех аккордах, начинавшуюся словами: «Бабье лето. Шевелится старый хрен…»
А он тем временем утвердился на новой орбите, этот старичок с уже «неактуальными» на начало двадцать первого века очертаниями, отдаленно напоминающими стиральную машину, и чудовищными, по меркам эпохи борьбы с целлюлитом, габаритами. Каждые девяносто минут его сканер автоматически включался, чтобы считать данные с кольбановского «патефона», установленного в бетонном колодце правительственной связи неподалеку от деревни Колпаково, под Москвой.
Интересно, чувствовали ли что-нибудь особенное парочки, занимающиеся любовью после сельской дискотеки здесь, в нескошенной траве полосы отчуждения? Осязали ли таинственную связь с космосом колпаковские выпивохи, пьющие самогонку под сало и свежие яйца на чугунной крышке колодца специальной связи? Может, местных ворон беспокоили невидимые человеческому глазу флюиды, поднимающиеся к небу? Или собаки деревенские как-то по-особенному лаяли на быструю красную звездочку, пересекающую ночное небо?… Нет, ничего подобного не происходило. Не чувствовали, не осязали, не лаяли. Что, в общем и целом, соответствует научной картине устройства мира.
А «Лакросс» тем временем вращался по орбите, словно старая виниловая пластинка, внимательно принимал информацию с исправно работающего «патефона» профессора Кольбана, а оказавшись в зоне приема Центра, сбрасывал ее на остронаправленные чувствительные антенны… Секретные сведения немедленно расшифровывались и докладывались по инстанции.
