А я смаковала свою блистательную победу над его телом, но Уилл уже снова хотел ощущать меня целиком. Он притянул меня к себе, пожирая взглядом. Теперь мы лежали рядом, крепко обнявшись, и Уилл закинул на меня мускулистую ногу, все еще дрожавшую от того, что Уилл только что сделал со мной, что я только что сделала для него, от того, что мы сделали друг для друга…
— Обещай мне кое-что, — сказал Уилл.
— Что угодно.
— Обещай, что мы никогда больше не позволим никому и ничему встать между нами.
— О да! — ответила я, закрывая глаза. — Клянусь!
Глава двадцать первая
Кэсси
И хотя мы с Уиллом знали друг друга чуть ли не десять лет и видели друг друга обнаженными (по крайней мере три раза: в кафе, у меня дома и потом снова в кафе, на матрасе, который Уилл выкинул, когда привезли новые стулья для ресторана), тем не менее вечер, когда он заехал за мной, чтобы отвезти на торжественное заседание общества С.Е.К.Р.Е.Т., был, по сути, вечером нашего первого свидания.
Недели, прошедшие до того судьбоносного вечера, были самыми счастливыми в моей жизни. Нам больше не нужно было прятаться, оглядываться. Поскольку Трачина покинула кафе, чтобы строить новую жизнь, мы могли начать строить свою, и наше кафе стало местом постоянного свидания. Мы то целовались, то обнимались на виду у всех и обменивались пылкими взглядами. И мне было плевать, что Делл смотрит на нас большими глазами, а Клэр слегка смущается. Она была слишком юной, чтобы относиться к таким вещам спокойно, и все же достаточно взрослой, чтобы понимать, что «эти придурки взрослые, похоже, кое-чем занимаются», как я услышала разок, когда Клэр со своими приятелями курила у задней двери кафе.
Когда Уилл согласился принять мое приглашение на торжественное событие в Особняке, я повела его в «Фанки-Манки», чтобы приобрести первый в его жизни смокинг и повидать Дофину. Я смотрела на ее лицо, сияющее от только что обретенной любви, и мне казалось, что я вижу себя в зеркале. Но мы постарались сдержать плещущую через край радость нашей встречи и лишь сказали Уиллу, что знакомы благодаря членству в женском обществе, которое и пригласило нас на официальный прием.
Уилл, такой невероятно красивый в смокинге, стоял перед зеркалом в примерочной, а Дофина подкалывала низ его брюк.
— Хорошо, что я придержала эту пару, — сказала она. — Марку он велик. Хотя подозреваю, что запихнуть его в смокинг, пусть и по размеру, будет очень нелегко.
Неделю спустя, в вечер официального приема, после нескольких неудачных попыток завязать этот чертов галстук-бабочку, Уилл спросил, почему я никогда не упоминала о своем членстве в этой благотворительной организации, к тому же такой щедрой, что может запросто отдать пятнадцать миллионов долларов.
— Потому что это секрет. Тут весь фокус в том, чтобы хранить анонимность, действовать втихую, ну и всякое в этом роде. Но ты ведь сто раз видел меня с Матильдой. Так что я ничего не скрывала.
Боже мой, неужели я становлюсь лгуньей? Или говорю правду? Что-то я не видела разницы.
— Но теперь ваше общество хочет, чтобы весь город знал о том, что оно отдает пятнадцать миллионов?
Именно этот вопрос я и задавала Матильде, но она ответила, что по опыту знает: лучше всего спрятано то, что лежит на виду. Пожертвование настолько велико, что вряд ли организации удалось бы остаться анонимной, так почему бы не отпраздновать все в открытую? К тому же общество С.Е.К.Р.Е.Т., хотя и под другим именем, отчаянно нуждалось в налоговых скидках, чтобы еще немножко удержаться на плаву.
— Если ты не хочешь, чтобы кто-то знал о твоей тайной деятельности, посвященной изучению женской сексуальности и удовлетворению потребностей женщин, — сказала Матильда, — спрячься в роскошном особняке прямо в центре города. Почему? Потому что в таком случае, даже если ты скажешь правду, тебе никто не поверит.
Рассеянно надевая на запястье свой браслет с подвесками, я вдруг испугалась. Мне показалось странным вести Уилла на такое необычное событие. Но я верила, что женщины общества, в особенности Матильда, не станут разбалтывать мои тайны. И это был единственный способ проявить солидарность с ними перед тем, как я покину С.Е.К.Р.Е.Т. Что еще я могла сделать для женщин, которые дали мне так много и так мало просили в ответ? Специально для этого случая я купила роскошное черное платье из атласа, длинное, с открытой спиной.
Я вернулась в нем в спальню, чтобы Уилл помог мне застегнуть молнию на спине… Это было ошибкой. Едва он коснулся застежки — и проклятое платье уже лежало на полу у моих ног, а Уилл нес меня, снова нагую, брыкающуюся и визжащую, в кровать!
— Уилл, да подними же ты платье, не оставляй его вот так на полу! Оно помнется! Оно же стоит сумасшедших денег!
Я хохотала, а Уилл уже навалился на меня сверху, приговаривая:
— Да пошло оно, это платье!
А сам одновременно стаскивал с себя безупречно сшитые брюки и трусы… Он вошел в меня с такой силой, что мне стало не до смеха. Боже, его взгляд тем вечером, горящий, яростный… Глаза Уилла пожирали мое тело, пока он снова и снова входил в меня, а моя голова уютно лежала в его больших ладонях… Я хотела бы всю жизнь, всегда видеть перед собой такие глаза…
И при этом я с надеждой ждала, когда наступит такое время, что просто минутка наедине с Уиллом перестанет вызывать во мне желание мгновенно сбросить одежду. Я действительно, как ни странно, по-настоящему хотела, чтобы нам немножко наскучило все это, чтобы прикосновение к Уиллу где-нибудь в кафе не заставляло меня мгновенно влажнеть от желания…
Да, это была любовь, но это было и нечто большее. Уилл был моим самым лучшим, самым близким другом. Мне казалось, что он единственный человек в целом мире (не считая Матильды), кто действительно, по-настоящему знает меня. И когда он двигался во мне с грацией человека, понимавшего мое тело так же хорошо, как свое собственное, всматривался в мое лицо, поглаживал мои волосы, когда я впивалась ногтями в его кожу, видя так близко его глаза, я и вообразить себе не могла кого-то еще на его месте. Я уже не помнила других мужчин. Уилл высоко поднял мои колени и раздвинул их, чтобы полностью войти в меня. Я стонала от изысканной боли, а он стонал от наслаждения, и его тело вздрагивало и напрягалось, приближаясь к очередному пику — к вершине счастья, которое я давала ему, а я тоже извивалась под ним, потому что он доводил меня до экстаза, и вот наконец мы разом взорвались, выкрикивая имена любимого, а наши тела жадно пожирали друг друга. Наконец мы ослабели, смеясь и задыхаясь… Смеясь, потому что такая любовь просто потрясает.
— Черт побери, Кэсси! — воскликнул Уилл, лежа рядом со мной, сжимая мою руку и ожидая, пока выровняется дыхание.
Я хотела встать, чтобы быстро принять душ, но он удержал меня и, приподнявшись на локте, повернулся на бок:
