Адмирал криво усмехнулся.
— С каких это пор вы меня записали в подхалимы? Приберегите плохое настроение для своих военачальников.
— Это относилось не к тебе, — ответил Птолемей. — Я обращался не к тебе, а к… Я думал кое о чем. Я почти не спал прошлую неделю.
Езда в пыли на колесницах под нещадным египетским солнцем, выпаривавшим мозги, не входила в его представление о хорошей жизни. Возможно, к нему подбиралась старость. Или же он сошел с ума. Интересно, сознавали ли другие сумасшедшие, что спятили?
Даже если он сошел с ума, он был не первым и не последним из умалишенных царей. Гектор засмеялся.
— Должно быть, я напомнил вам о ком-то. — Он взял сосуд с вином из рук моряка и снова наполнил чашу Птолемея. — У меня еще одна неприятная новость.
Еще одна… сказал голос Александра. А я-то думал, что у моего великого брата и так забот полон рот.
Птолемей до боли сжал зубы. Он слышал слова Александра так же отчетливо, как и слова Гектора, даже лучше, потому что Александр в юности упражнялся в дикции, чтобы воины лучше понимали его. Сердце Птолемея бешено стучало.
Все, что ему оставалось, — это не обращать внимания на голос Александра и продолжать разговор с Гектором. Он не отступит от своего решения. Он не станет оборачиваться и смотреть. Сейчас не будет.
Глубоко в душе он был уверен, что если обернется, то увидит не духа, как было в опочивальне, а самого Александра: в военных доспехах, с мечом на боку, в этой проклятой шапке из львиной шкуры. В таком виде Александр приходил к нему во снах. Он почти не спал… Брат трижды являлся ему в течение последних семи дней.
Нет, сказал себе Птолемей, глотнув неразбавленного вина. Это оттого, что он так много работал, чтобы превратить Египта в самое могущественное государство Запада. Или у него болезнь, которая со временем пройдет. Александра не было здесь, на корабле Гектора. Он не мог быть здесь. Он мертв и лежит в золотом гробу. А эти головные боли от переутомления, и ничего больше.
Ты так думаешь? Ты мерзавец, ты пытался украсть мою жену. Я просил тебя позаботиться о ней. Ты нарушил свое обещание, обещание, данное мне на смертном одре. Ты уже забыл об этом, подлец? Я просил тебя беречь ее. Где мой сын, Птолемей? Где он?
— Он умер, — ответил Птолемей. — Он мертв, как и ты сам.
Ты ошибаешься. Он не умер.
Гектор нахмурился и отступил на шаг назад.
— Подхватили в пустыне лихорадку? — Он покачал головой. — У меня есть хороший врачеватель. Он сейчас на другом судне, но я могу доставить его сюда через час.
А какая у тебя еще неприятность? Мне не терпится услышать о ней.
— О чем еще ты хотел сообщить мне? — спросил Птолемей.
— Вас ожидает царица. Я подумал, что вы не захотите с ней встречаться, и…
Которая из них? Египетская царица или греческая? У тебя столько жен, тут и запутаться недолго. Тебе незачем было посягать на мою жену.
— Это Артакама? — спросил Птолемей. Ему показалось, что кто-то проткнул копьем его затылок. От боли у него внутри все сжалось.
Гектор покачал головой.
— Нет, это царица Берениса. Она прибыла на судно час назад и настаивала, чтобы ее взяли в Грецию, хотела навестить отца. Я ответил, что пока не знаю, куда мы будем плыть, но она…
— Вышвырни ее с корабля! — приказал Птолемей.
Гектор поднял руки ладонями вверх.
— Я так и думал, что вы это скажете, но не мог прогнать ее без вашего на то указания.
— Немедленно убери ее отсюда, пока я сам не выбросил ее за борт! — закричал Птолемей.
В его голове раздался хохот Александра. Научись справляться со своими женами, прежде чем отнимать моих. Роксана уже сбежала, прихватив с собой половину твоих сокровищ.
Глава 21
Недели, прошедшие с момента встречи со всадниками Кайана, пролетели для Роксаны как сон. Она сидела на быстром светлом верблюде, ехала днем и ночью. Они останавливались лишь в жаркое полуденное время, а потом продолжали путь. Кайан стремился к Газе, не щадя ни ее, ни сыновей, ни воинов, ни верблюдов.
Она ехала вместе с людьми Кайана, и ей казалось, что прошедших лет просто не было. Она заново переживала время своей беззаботной юности! Ее как будущую царицу Бактрии и Согдианы готовили к тому, чтобы она могла управлять своим народом как в мирное, так и в военное время. Отец настоял на том, чтобы она научилась ездить верхом и стрелять из лука не хуже скифов. Мастера стрельбы и езды обучали ее, также у нее были лучшие учителя по математике, языкам и истории. Она была скорее принцем, чем принцессой, потому что охотилась, ловила рыбу, скакала по горам и равнинам. Она не была изнеженной царской наследницей, а держалась наравне с солдатами своего отца. Сейчас, в этом походе, она снова подружилась с ними. Прошлое, казалось, все меньше беспокоило ее. Вторжение Александра в ее страну, принудительный брак, заточение, даже Птолемей и Александрия постепенно утрачивали свое значение. Для нее важен был сегодняшний день и те, кто преодолевал пустыню рядом с ней.
Воины Кайана не боялись ее и относились к ней как к равной. Она лечила их недуги, делила с ними скудную походную еду и радовалась их шуткам. Слушала рассказы о выигранных сражениях и о несчастной любви, распевала веселые песни вместе с ними. Эти воины, так любившие свою родину, стали ее друзьями и братьями…
Тщательно разработанный Кайаном план спас их от гибели. По дороге в Египет он приказал своим солдатам спрятать в нескольких местах в пустыне запасы воды, пищи и зерна для верблюдов. Солнце палило нещадно, вокруг были бесконечные пески, но Кайан выбрал самых сильных животных и воинов, у которых было смелое сердце и умение выживать в любых условиях.
Кайан выехал из Бактрии в сопровождении каравана из семидесяти верблюдов, отряда из сорока двух солдат и с двумя мальчиками. Семеро воинов погибли, из верблюдов выжило пятьдесят два. Ослабевших животных закололи, а мясо их съели или засолили и высушили.
Ночь за ночью Роксана ехала по пустыне под усеянным звездами небом, и ее единственной мыслью было не отстать от остальных. На каждом верблюде ехал один всадник, остальные животные везли мехи с водой, шатры и запасы еды.
Кайан настоял на том, чтобы ее, Вала и Юрия привязали к седлам, так как была опасность упасть и потеряться в темноте или во время песчаных бурь, приходивших с севера. Сначала она заспорила, но Кайан был непреклонен, заявив, что ей придется подчиниться либо он свяжет ее.
— Ты хочешь поломать дисциплину среди солдат? — спросил он. — Или научить моих сыновей строптивости?
— Я могу ездить на верблюде так же хорошо, как и ты, — настаивала она. — Ты сам научил меня.
— Да, — согласился он. — Но ты женщина. Я не хочу потерять тебя, если ты ослабеешь и упадешь.
