Конечно, наша новая латинская супердержава не идеальна У нас сотни политических партий и больше групп по интересам, чем песка на пляжах. Есть забастовки, беспорядки протесты, почти ежедневно. Понятно, отчего он вышел из игры сразу после революции. Гораздо легче взрывать поезда чем заставлять их ходить строго по графику. Как там говорил мистер Черчилль? «Демократия — худшая форма государственного управления, за исключением всех остальных». (Смеется).
Мемориал патриотам, Запретный город, Пекин, Китай
Я подозреваю, что адмирал Цзю Чжицай выбрал именно это место на тот случай, если вдруг я приведу с собой фотографа. Хотя с самой войны никто даже отдаленно не сомневался в патриотизме адмирала и его команды, он не желает представать перед глазами иностранных читателей в ином свете. Сразу заняв оборонительную позицию, адмирал соглашается на интервью, только если я «объективно» выслушаю «его» версию событий, и стоит на своем, даже когда я объясняю, что другой версии нет.
(Примечание: для ясности китайские военно-морские звания заменены на западные).
— Мы не были предателями — прежде всего скажу об этом. Мы любили свою страну, любили свой народ. Даже если не сильно любили тех, кто управлял нами, все равно были непоколебимо преданы своему командованию.
Нам никогда в голову не пришло бы сделать то, что мы сделали, не стань ситуация отчаянной. Когда кэптен Чен озвучил свое предложение, мы уже были на грани. Они шаркали в каждом городе, в каждой деревне. На девяти с половиной миллионах квадратных километров, которые составляли нашу страну, нельзя было найти и сантиметра спокойствия.
Армейские, эти самонадеянные ублюдки, продолжали уверять, что они держат ситуацию под контролем, что каждый день наступает переломный момент, и до следующего снегопада они очистят всю страну целиком. Типичное сухопутное мышление: излишне задиристое, излишне самоуверенное. Всего-то и надо — взять группу мужчин или женщин, дать им одинаковую одежду, пару часов обучения, что-нибудь похожее на оружие, и вот уже у вас армия, пусть не самая лучшая, но тем не менее.
С военно-морскими силами такого не бывает. Для создания любого корабля, даже самого примитивного, надо много энергии и материальных затрат. Армия может заменить пушечное мясо новым за пару часов, а нам понадобятся годы. От этого мы становимся более прагматичными, чем наши коллеги в зеленом. Моряки рассматривают ситуацию с немного большей… пусть не осторожностью, но, возможно, с большим стратегическим консерватизмом. Отступать, консолидироваться, экономить ресурсы. Та же философия, что и в плане Редекера. Но армия никого не слушала.
— Они отвергли план Редекера?
— Без малейших размышлений или споров. Как же армия могла проиграть? С их огромными запасами обычного вооружения, с бездонным колодцем людских ресурсов… бездонный колодец, непростительно. Знаете, почему у нас был такой демографический взрыв в пятидесятых? Мао считал, что это единственная возможность выиграть атомную войну. Это не пропаганда, а действительно так. Все понимали, что когда атомная пыль постепенно осядет, пару тысяч выживших американцев или советских граждан поглотят десять миллионов китайцев. Численность — вот какова философия поколения моих дедушки с бабушкой. Такую стратегию армия освоила быстро, едва опытных профессионалов поглотила первая волна эпидемии. Генералы, эти больные, извращенные, старые преступники сидели в безопасности своих бункеров и бросали в бой один за другим отряды мальчишек-новобранцев. Им хоть приходило в голову, что каждый мертвый солдат — это новый живой зомби? Они хоть понимали что не мертвяки тонули в бездонном колодце, а мы сами там захлебывались, что самой многочисленной нации на Земле впервые за всю ее историю грозила опасность смертельного проигрыша в численности?
Вот что стало последней каплей для кэптена Чена. Он знал, что случится, если война будет продолжаться в том же духе, и каковы наши шансы на выживание. Если бы он видел хоть малейшую надежду, он бы сам взял винтовку и бросился на мертвяков. Чен был убежден, что вскоре китайцев — а может, и людей вообще, — не станет. Вот почему он поделился своими соображениями со старшими офицерами, заявив, что ВМС — последний шанс сохранить хоть что-то от цивилизации.
— Вы согласились на его предложение?
— Вначале я ушам своим не поверил. Убежать на атомной подлодке? Это не просто дезертирство. Улизнуть посреди войны, чтобы спасти свои жалкие шкуры? Кража одного из самых ценных достояний страны? «Адмирал Чженг Цзе» — одна из трех субмарин с баллистическими ракетами на борту. Новейшая лодка. На Западе ее называли «тип 94». Ребенок четырех родителей: помощь русских, технологии черного рынка, плоды антиамериканского шпионажа и, не стоит забывать, кульминация почти пяти тысячелетней истории Китая. Самая дорогая, самая современная, самая мощная машина, которую когда-либо создавала наша страна. Просто украсть ее, как спасательную шлюпку с корабля под названием «Китай», было немыслимо. Только сила личности кэптена Чена, только его глубокий, фанатичный патриотизм убедили меня, что другого выбора у нас нет.
— Сколько у вас заняла подготовка?
— Три месяца. Сущий ад. Циндао, наш порт, постоянно находился в осаде. Для поддержания порядка присылали все новые и новые армейские подразделения, с каждым разом все менее обученные и хуже вооруженные. Некоторым из командиров кораблей приходилось отдавать «расходных» членов команды для укрепления обороны. Наш периметр атаковали каждый день. И в таких условиях приходилось готовить лодку к выходу в море. Предполагалось, что это будет обычный плановый патруль. Мы тайком проносили на борт необходимые запасы и проводили родственников.
— Родственников?
— Да, это был основной момент плана. Кэптен Чен знал, что члены команды никогда не покинут порт, если с ними не поедут их семьи.
— Как у вас получилось?..
— Найти или провести на борт?
— И то и другое.
— Найти было трудно. У большинства родственников разбросало по всей стране. Мы сделали все возможное, чтобы связаться с ними, подключались к телефон ной линии или отправляли весточку с армейским подразделением, которое двигалось в нужную сторону. Текст сообщения был всегда одним и тем же: мы вскоре отправляемся в разведывательный поход, и присутствие семьи членов экипажа необходимо на церемонии. Иногда пытались придумать что-нибудь более срочное, например, кто-то умирает и хочет их видеть. Больше мы ничего не могли поделать. Никому не позволялось идти за родными самому: слишком рискованно. У нас всего один экипаж на борту в отличие от ваших ракетных лодок. В море необходим каждый матрос. Я жалел своих товарищей по команде, они так мучились ожиданием. Мне повезло, что моя жена и дети…
— Дети? Я думал…
— Что разрешалось иметь только одного ребенка? Закон изменили за несколько лет до войны, найдя практическое решение проблемы несбалансированности населения — у подавляющего большинства единственным ребенком был сын. У меня — две дочери-близняшки. Мне повезло. Жена и дети уже находились на базе, когда начались неприятности.
